— Я беременна, — вдруг выпалила она, не столь мужественно, сколько желая защитить себя.
Лицо Джоэля побледнело, и он на минуту закрыл глаза.
— О Боже, не может быть!
— Это правда.
Джоэль отвернулся, как будто не хотел, чтобы она видела его лицо, поднял камень и швырнул его в море.
— Надо же было случиться такой неприятности, — пробормотал он, все еще стоя спиной к ней.
— Неприятности? — с возмущением переспросила Эйлин.
— Да, ты не хочешь этого, и я не хочу. — Он повернулся к ней, и Эйлин, мечтавшая увидеть на его лице выражение радости и нежности, обнаружила лишь смятение.
Он предал ее. Рыдания душили ее, но она сдержала их и смотрела на него сверкающими глазами.
— Ты не ходила в консультацию, — обвиняющим тоном сказал Джоэль.
Эйлин была слишком рассержена, чтобы сказать правду. Почему он не должен страдать так же, как она?
— Ходила, — солгала она, и стыд оттого, что она сказала неправду, разозлил ее еще больше. — Это должно быть случилось раньше. Ты, наверно, был неосторожным.
Джоэль положил руку ей на плечо, но она увернулась.
— Ах ты, мой бедный маленький гранатик, — сказал он добрым голосом, но для Эйлин это прозвучало оскорбительно и покровительственно.
— Для тебя все очень хорошо, — бросила она, вспомнив избитое выражение. Джоэль смотрел на нее с обидой и изумлением. Он никогда прежде не видел Эйлин сердитой.
— Послушай, милая, — начал он спокойным голосом, но она с яростью прервала его.
— Не говори ничего.
— А что ты ожидаешь, чтобы я сказал? Что я готов сделать из тебя честную женщину? Да, конечно, я готов. Если ты этого хочешь.
Это была последняя соломинка. Пока в Эйлин вскипали слезы бешенства, он продолжал: «Нет, я сделаю это более галантно. Мадам, я так долго скрывал в своей груди страсть к вам. Позвольте предложить вам свою руку, свое сердце, свое имя, всего себя».
Эйлин изо всех сил дала ему пощечину свободной рукой и заорала так, как никогда и ни на кого прежде:
— Ненавижу тебя! Ты гнусная дрянь! Как ты можешь быть таким отвратительным и бесчувственным? Из меня не нужно делать честную женщину. Я бы не вышла за тебя замуж, даже если бы ты был последним мужчиной на свете. Я больше никогда не желаю тебя видеть!
Она вся была в состоянии страшного гнева, истерики и почти не осознавала, что говорит. Она никогда никого не била раньше и никогда ни на кого не кричала. А теперь, начав, она не могла остановиться.
Она забыла его веселость и щедрость, и нежность, когда она болела, а помнила только, когда он заставлял ее ждать, когда уехал в Авьенмор без нее, подвел ее во время каникул, тащил ее на прогулки, когда она была усталой, грубил ее родителям. А теперь, когда она нуждалась в утешении и защите даже больше, чем в любви, он просто отверг ее. Как он смел строить из себя клоуна в такую минуту?
