Просвещенные умы понимают, что эту социальную проблему нельзя решить только моральным осуждением.
Пробормотав что-то неразборчивое, Эйлин выскочила из комнаты, пошла на кухню, чтобы налить себе стакан молока, а после ушла в свою комнату. Она включила радио и легла на кровать, уставившись в потолок, думая ни о чем и обо всем сразу.
Ее родителям никогда не нравился Джоэль, размышляла она, хотя они, конечно, были слишком вежливы для того, чтобы сказать это прямо. Он был слишком хвастлив, слишком самоуверен и при всем этом какой-то несерьезный. Во время дискуссий и споров он намеренно ерничал по всякому поводу или вдруг высказывал такие дикие утверждения, вроде «цивилизация нам ничего хорошего не дала, мы были все счастливее, пока жили в пещерах» или «все дети — умные дьяволы или болваны, умные дьяволы каким-то образом пробьют себе дорогу, а на дураков наплевать».
Для родителей Эйлин это звучало как богохульство, поскольку они искренне полагали, что в каждом классе скрываются безгласные, бесславные Мильтоны.
— Если Мильтон безгласный и бесславный, Значит, это не Мильтон, — с раздражением отвечал Джоэль.
Он настаивал на том, что искусство уже отжило свой век и должно благородно уйти на покой, поскольку машины могут сочинять музыку, писать картины и стихи на вполне приличном уровне. «Сейчас у нас век машин, — агрессивно заявлял он, — и мы не должны вести себя, как динозавры».
Эйлин понимала, что он старается разозлить ее родителей, что бы означало для него победу в тайной войне темпераментов и поколений.
Но ей не хотелось сейчас думать о Джоэле. Это причиняло ей боль. Ей стыдно было вспоминать любую деталь этой неприличной ссоры, она даже с трудом припоминала свои собственные слова, помнила только взаимные оскорбления, напоминавшие извержения вулкана. Да, ей необходимо все обдумать насчет ребенка. Она отпила немного молока, которое показалось ей необыкновенно вкусным, и начала думать о том, что пора ей сделать что-то со своей комнатой.
Эйлин занималась ее украшением последний раз несколько лет тому назад, и с тех пор ее вкусы изменились. Ей надоели строгие белые стены, яркие цветастые занавески. Теперь она предпочла бы ярко-красные занавески, темно-красный потолок и белые обои в розовую полоску.
На книжной полке у нее царил кавардак: детские книги Беатрис Поттер «Железнодорожные дети» и «Маленькие женщины» рядом с современными романами и книгами по искусству. Пора, — подумала Эйлин, — ей решить для себя, кто она, кем она хочет быть и как она хочет жить.
