— Поясни, — тотчас отозвался подполковник.
— Не похож он стал на себя прежнего. Тих стал, задумчив. Лицом светел. А сегодня поутру за руку со мной поздоровкался!
Селиваныч шмыгнул носом, кое-как справился с собой, дабы не разрыдаться, и добавил:
— А что касаемо визитера, так был у барина гость, самолично слышал. И шаги, и разговор.
— Может, почудилось тебе?
— Почу-удилось, — мало не передразнил подполковника камердинер и нехорошо глянул на него из-под насупленных бровей. — Я из ума еще не выжил. Ждал, призовет барин, распоряжение даст. Чаю, там, принесть либо кофею. Не призвал.
Татищеву вдруг вспомнилась удаляющаяся фигура в плаще, которую он заметил, когда входил в ворота усадьбы. И девица.
Круто развернувшись, Татищев выскочил из кабинета, бегом спустился по лестнице и буквально вылетел из дома. Выбежав за ворота, он облегченно вздохнул: девица стояла на прежнем месте. Около нее толклись, кипя от гнева, пристав и квартальный.
— Убирайся, лярва! — орал пристав. — Иначе запрем тебя в съезжий дом на хлеб и воду!
Возиться с ней полициантам явно не хотелось.
— Что здесь происходит? — придав голосу начальническое металлическое звучание, спросил Павел Андреевич.
— Да вот, блудницу не можем никак восвояси спровадить, — буркнул пристав. — И молчит, курва, будто язык проглотила. Как звать тебя? Где проживаешь?
Девица молчала и равнодушно взирала на полициантов как на пустое место.
— Ты давно здесь стоишь? — уже без металла в голосе спросил Татищев.
Девица перевела на него взгляд, совершенно ничего не выражающий.
— Из этого дома кто-нибудь выходил? — продолжал допытываться подполковник, уже понимая бесполезность этого предприятия.
— Да она, похоже, не в себе, ваше высокоблагородие, — вынес вердикт квартальный надзиратель.
— Вижу, — буркнул в ответ Татищев.
— Так мы ее тово, в участок? Может, посидит у нас, оклемается?
— Может, — мрачно произнес Павел Андреевич и пошел прочь. Мысли путались. Да и, честно говоря, не было среди них ни одной толковой.
О непользительности советов двуличных графов. — Случай на прогулке. — Кому принадлежала ботфорта, или призраки иногда разговаривают. — Птички из запертых клеток не улетают. — Об испорченных брабантских кружевах и нетрадиционном использовании золотых табакерок и гвардейских шарфов. — Тайник под периной или секретное письмо. — «Ты умрешь…»
Крик послышался со стороны кухоньки, смежной с прихожей в его покои. Павел резко открыл глаза и сел на постеле. Голос, кажется, был камер-лакея, впрочем, какое сейчас имело значение, кто кричал? Главным было то, что они все-таки решились: их шаги, на время замершие возле прихожей, стали приближаться к его спальне. Павел вскочил с постели и бросился к двери, ведущей в покои императрицы, потом встал как вкопанный, вспомнив, что еще третьего дня ее заколотили по совету графа Палена, якобы в целях безопасности.
