Мое поколение...
Я думаю о нем, о тех, кого уже нет. Река смерти несет их...
Леху Сарафана, которого нашли только через полгода, на мельнице, с изъеденным лицом, а шприц в его руке был как новенький.
Толяна Кузнечика, он повесился вечером, у него накануне были две девчонки, менты потом осмотрели квартиру, эти девицы сперли мешок сахару, а наутро он уже висел... Маленький старый Толян, припадавший на левую ногу... Я потом носил его черные трусики, такие маленькие, такие современные, он ведь заботился о том, как выглядеть... Только совсем недавно он стал засыпать от рюмки...
А Серега Крот, который подавился макаронами на третий день возвращения из армии... Вся кухня была декорирована тем, что он ел... Его уже похоронили, а макароны все выметались и выметались из разных уголков кухни...
Таков пепел, оставленный героем в прошлой жизни, но по-прежнему стучащий в его сердце.
И даже авторские нововведения в области пунктуации, равно как и нарочитое отсутствие абзацных отступов, в ином тексте способные вызвать лишь снисходительную улыбку (в литературе модернизация формы слишком часто указывала на неспособность автора модернизировать содержание), в данном случае каким- то образом умудряются работать на замысел. Эти, казалось бы, немотивированные странности вдруг становятся уликой, дополнительным подтверждением отчужденности героя, свидетельством его инакости, состоящей в болезненно обостренном чувствовании всего, что окружает его в повседневной жизни.
В этом смысле автор остался верен выбранным прежде теме и приему. «Свинобург» по фактуре и фрагментарно-мозаичной организации текста стоит очень близко к «Синдрому Фрица». И герой там — приглядитесь-ка — один и тот же. Да и события то и дело перекликаются. Более того, порой ловишь себя на том, что это вообще один и тот же текст, только в первом случае показанный анфас, а в другом, так сказать, те же яйца — вид сбоку. Сам автор так обозначает родство и различие двух своих книг: «Синдром Фрица» — это попытка создать апокриф детства, своего рода героический миф детства, «Свинобург» — это изнанка апокрифа, это смех над мифом о детстве героя.
И вправду, слишком часто миф о детстве подавался нам в форме прекраснодушной сказки, полной отцовской мудрости, материнской ласки, запахов летнего луга, речных брызг и пения лягушек в пруду как образов излитого на землю и обязательного для всех ювенильного счастья. В счастье подобного рода нет ничего дурного, кроме отсутствия ярости и боли, и тем не менее его навязчивая обязательность, как не в меру употребленная клубника, может вызвать крапивницу. Особенно если личный опыт человека с подобной сказкой не совпадает. Не то чтобы версия карамельного детства всем обрыдла, просто некоторые
