Дуг наклонился осторожно над черноморцем, стараясь понять, дышал ли тот. Из ворота белой рубахи юноши вывалился браслет, висевший на шее. Это было первое, что увидел Асагр, открыв глаза. Он потянулся к украшению на цепочке.
— Так ты точно рудокоп, мальчик.
— Я уже совсем не мальчик, — обиженно откликнулся Дуг.
— По вашим меркам ты ещё не можешь выбирать и заниматься ремеслом. Почему ты не носишь меду?
— Этот браслет? Он на меня уже мал, — ответил Дуг, снимая его с шеи. — Это единственное, что осталось мне от родной матери. Она умерла, когда я был младенцем. Раньше он был мне велик, а теперь мал. К тому же зачем носить вещи, которые принесут только проблемы.
— Всему свое место и время, Дуглас. Дай твою руку, — Асагр взял браслет и медленно одел его на левую кисть Дугласа. Браслет пришелся как раз в пору. Однако парень тут же попытался его снять.
— В Тайраге чужеземцев не жалуют. Да и нечего из себя строить того, кем не являешься на самом деле, — произнес он. Но браслет будто прирос к руке. — Да я никогда не был рудокопом, и нечего мне это носить! Я даже не знаю, что он означает.
— Он показывает твою принадлежность к семье и к рудокопам вообще. Без него даже человек, родившийся и выросший в Рудных горах, будет никем среди своих сородичей. Номы дарят вам меду при рождении, — ответил Асагр и снова начал задыхаться от хрипа в своем горле.
— Кто? — переспросил Дуг, но Асагр изнеможенно мотал головой.
— Дуг, так ты всегда знал, что ты рудокоп? — недоуменно спросила Лисса, которая до этого молча наблюдала за чужаком и братом.
— Несколько лет назад отец рассказал, как нашел мою мать, изнывавшую от голода и холода с полумертвым ребенком на руках. Женщина умерла, а меня удалось спасти, вырастить и воспитать. Они — Тиор и Риза — мои настоящие родители. Они нашли меня недалеко от Горного перевала в Легалии. Наверное, она спасалась от гарунов или других преследователей. Никто не знал ни её имени, ни кто она по крови, так что мне незачем желать чего-то большего.
— У Горного перевала спасаются не только от гарунов. Сами морийцы-пограничники разживаются на работорговле, — внезапно продолжил рассказ Асагр. — Голодные, усталые мы, наконец, добрели до этого широкого прохода в Пелесских горах. Мы добрались до первого пограничного пункта в пределах Мории. Но люди, встретившиеся там, приютили нас, накормили, а потом заперли в маленьком сарае, и продали. На следующее утро за нами пришли гаруны. Они избивали нас плетьми и погнали обратно на восток. Они были на конях с белыми повязками на головах. Один из них больно ударил меня по лицу, повалив наземь, и ускакал вперед. "Этого можете оставить себе. Он все равно сдохнет на днях. Нечего на него тратить еду и воду", — крикнул он на прощание. Но пограничники даже не обратили на меня внимания. Вскоре один из них подал мне воды и сказал, что я могу идти, куда хочу, они всё равно получили за меня плату. И так я пошел, я пошел по этой проклятой земле, чтобы дойти до вашего святилища и проклясть всех морийцев, ибо столько беззакония, сколько я увидел за время своего пути по Мории, я не встречал даже в Ал-Мира, — старик усмехнулся. — И пускай нет у меня силы вашей колдуньи Мории, обрекшей мой народ на поганую смерть, но да услышит меня Гисс и Уритрей, пусть войны и непогода обрушатся на вашу страну! Пусть ваш государь увидит, на что пригодны его продажные и трусливые солдаты, пусть взбунтуются крестьяне, ибо дворяне-моряне порой хуже, чем гарун-хозяин. — Его голос становился все громче и жестче. Однако лицо старика было ужасно бледным, и Лиссе показалось, что в проклятья он вкладывал последние силы. — Уже не дойти мне до Великого моря, но ветер донесет мои слова Нопсидону… — старик опять глубоко задышал.
