Анджолина пыталась симулировать свою религиозность, что ей однажды уже удалось, но в дальнейшем это у неё уже не получалось, и в конце концов она только лишь бесстыдно смеялась, вспоминая об этом. Когда Анджолина уставала от его поцелуев, она отталкивала Эмилио, говорила Deo gratias[2], когда просила об одолжении, и восклицала теа таxiта сиlра[3], когда он становился слишком требовательным.
И всё же Брентани был полностью доволен даже тем, что владеет не полностью этой женщиной, и старался развивать их отношения только потому, что боялся быть осмеянным другими мужчинами, которые знали о них. Анджолина же энергично защищалась: её братья убили бы её. Однажды, когда он был наиболее агрессивен, она расплакалась. Сказала, что всё это ей не нужно, раз это делает её несчастной. Тогда Эмилио отказался от своих агрессивных действий и успокоился, будучи при этом довольным. Она не принадлежала никому, и он конечно же не мог быть осмеян.
Однако Анджолина пообещала Эмилио, что могла бы быть его, только если бы после этого она ему не наскучила и это не причинило бы ей вреда. Она говорила об этом, как о самой естественной вещи в этом мире. Анджолина даже придумала одну идею: им надо найти кого-нибудь третьего, на кого можно бы было свалить все неприятные моменты в их отношениях и многочисленные насмешки окружающих.
Эмилио слушал всё это восторженно, потому что ему казалось, что её слова — не что иное, как объяснение в любви. Надежды на то, что можно найти третьего, как предложила Анджолина, было мало, но после её слов Эмилио поверил, что может спокойно доверять своим чувствам. Она действительно та, которая ему нужна и даёт ему любовь безо всяких уз и риска.
Определённо, в это время вся его жизнь зависела от этой любви и он не мог думать ни о чём другом, не мог работать и выполнять сносно свои обязанности по работе. Но тем лучше. На какое-то время вся его жизнь принимала новый оттенок, и в продолжении было бы так же интересно возвратиться к первоначальному спокойствию. Будучи в своих фантазиях любовником, Брентани видел свою жизнь как прямую и ровную улицу, пересекающую тихую долину; с того момента, когда он познакомился с Анджолиной, дорога стала извивающейся и пролегала уже через страну деревьев, холмов и цветов. Это был небольшой участок, а потом дорога опять спускалась в долину, превращалась в гладкую и надёжную, стала менее скучной от воспоминаний об этом чарующем, красочном и, может быть, даже трудном интервале.
