А уж долго удержать Урд под осадой файеров фурии тем более не смогли. Полмесяца - город полностью находится во во власти огнекая.
Хе!
Элазар улыбнулся торжествующим мыслям.
Такая мелочь. И почему он раньше этого не сделал? Почему пребывал в заблуждениях, что фурии сильны? Хах! А девки оказались хорошими актрисами. Даже его, огнекая, вокруг пальца обвели.
- Почему ты не убьешь меня? - Суи подала голос без приказа господина.
- Нет, так не интересно,- покачал головой Элазар.- Разве вы меня пожалели? - пальцы ласково погладили щеку игрушки - королева вздрогнула.- Я все помню, суи. И пытки, и издевательства твоих сестер. В глаза мне смотри, тварь! - женщина похолодела, увидев северную стужу в синих очах огнекая: застарелая злость, ядом пропитывающая душу, ярость и искорки наслаждения - опасная смесь чувств.
Элазар отыграется сполна, отомстит за унижения, которым был подвергнут в плену у фурий.
- Я помню,- царапнул когтями нежную кожу.- А ты в свою очередь познаешь все гамму впечатлений от пыток.
- Чудовище! - хотела плюнуть ему в лицо, но не смогла - огнекай сжал пухлые губы.
- Ничуть не лучше тебя. Просто я этого не скрываю под маской невинности,- толкнул фурию на кровать, а сам пошел к выходу.- Радуйся, суи! - обвел взглядом покои королевы.- У тебя красивая темница. Не то, что у твоих сестер... - и ушел, оставив пленницу в одиночестве.
Двое фаейров у двери сразу же вытянулись, втянули животы и выпятили грудь, стоило повелителю Шакалов покинуть покои королевы.
- Охранять как зеницу ока,- бросил им огнекай и пошел по коридору.
День перевалил за середину, а дел не поубавилось.
Кажется, еще больше стало!
- Пламя Первого! - рыкнул Элазар, когда грудь пронзила резкая боль.
Ослепляющая вспышка, а после агония, разрывающая плоть. Ноги подвели - подогнулись. Огнекай осел на колени, уперевшись рукой в пол, чтобы не упасть.
Надо собраться с силами. Дойти до своих покоев. Там Нэтанель... Он облегчит страдания. Прогонит боль.
Шумно выдохнув, Элазар поднялся. Крик едва не сорвался с его губ, когда боль вновь заявила о себе. Словно кто-то вонзил ему в грудь копье, и теперь с садистским наслаждением медленно погружал наконечник в грудь.
На бледном лице выступила испарина, губы сжались в тонкую линию, от дикой боли, ударяющей в грудь, а после расходившейся по всему телу хотелось кричать. Но в горле пересохло. И единственное, что смог произнести Элазар, оказавшись в своих покоях, было:
