Человек-пиранья пришел нам рассказать о государственных облигациях, хотя он так много всего знал о работе с деньгами, что мог бы поведать о чем угодно. Он был единственным продавцом облигаций, которого побаивались большинство маклеров, потому что, как правило, он знал их дело лучше, чем они сами, и, если они финтили и давали ему неверную цену, он не упускал случая унизить их через матюгальник. Другие продавцы всякий раз получали громадное удовлетворение от этой процедуры.
Человек-пиранья был приземист и коренаст, как хукер бейсбольной команды. Поразительной чертой его внешности было совершенно застывшее выражение лица. Темные, глубоко посаженные глаза и в самом деле почти никогда не двигались. А если и приходили в движение, то очень медленно, как перископ. Жестко вылепленный рот тоже, как ни странно, был неподвижен; только произнося слова, он открывался то больше, то меньше. И из этого рта изливался поток глубокого финансового анализа и сквернословия.
В тот день Пиранья начал с изничтожения французского правительства. Правительство Франции выпустило облигации, получившие известность как «жискары» (об этом выпуске рассказывает Том Вулф в «Костре тщеславия» [В России этот роман Т. Вулфа был опубликован в журнале «Иностранная литература» (№ 10–11, 1991) под названием «Костры амбиций». — Примеч. редактора.], а узнал он о них от специалистов из Salomon, для общения с которыми приходил на 41-й этаж, где и просиживал многие часы неподалеку от Пираньи). Пиранью беспокоили «Жискары», названные так в честь эмитировавшего их правительства Валери Жискар Д'Эстена. С помощью этого выпуска французы в 1978 году привлекли в казну почти миллиард долларов. Но проблема была не в этом, а в том, что при определенных условиях эти облигации могли быть конвертированы в золото по цене 32 доллара за унцию, так что держатель облигаций, скажем, на 32 миллиона долларов мог потребовать за них 1 миллион унций золота.
«С этих поганых лягушатников сдерут всю шкуру», — злобно вещал Пиранья, имея в виду, что теперь, когда облигации уже стали конвертируемыми, а цена золота поднялась до 500 долларов за унцию, французы потеряют кучу денег. Ему была ненавистна тупость «этих поганых лягушатников». Он это связывал со странной для него и отвратительной манерой заканчивать рабочий день ровно в пять вечера. Рабочая этика европейцев была его заклятым врагом, bete noire, хотя его толкование этого обычая было весьма своеобразным. Для группы европейских служащих Salomon, включавшую равно англичан и жителей континента, которые жеманно жаловались на то, что приходится слишком помногу работать, он как-то придумал насмешливо-оскорбительную кличку еврокозлы.
