Различие между маклерами и продавцами не сводилось к набору умений и рабочих обязанностей. Нашей лавочкой управляли маклеры, и вот как они это делали. Именно маклер определял в конце года, какой премии заслуживает тот или иной продавец. А премия самого маклера устанавливалась в соответствии с заработанной им за год прибылью. Маклер был недосягаем для продавца, но последний был в его полной власти. Ничего удивительного, что снующие из стороны в сторону юные продавцы выглядели приниженными и запуганными, тогда как юные маклеры дымили сигарами. Не стоит изумляться тому, что тиранство маклеров было, так сказать, узаконено — они были ближе к деньгам. Высшее руководство фирмы вербовалось из рядов маклеров. Сам Гутфренд был из маклеров. Ходили даже шутки, придуманные, скорее всего, маклерами, что пора уволить всех продавцов и тогда фирма сможет наконец торговать в блаженном вакууме. На кой черт, в конце концов, нужны эти сраные клиенты?
У хороших маклеров по облигациям были быстрые мозги и совершенно невозможный аппетит. Они следили за рынками по 12, а иногда и по 16 часов в сутки — и не только за рынками облигаций. Они вели наблюдение за десятками разных рынков — акций, нефти, природного газа, валютными и любыми другими, которые могли хоть как-то повлиять на рынок облигаций. Уже в семь утра они сидели в рабочих креслах и оставались там до конца дня. Мало кто из них любил поговорить о своей работе; они были замкнуты, как ветераны непопулярной войны. Они ценили только прибыль. И деньги. Прежде всего — деньги, ну и все то, что можно на них купить, а также влияние и доверие, которые всегда сопутствуют тем, у кого денег больше всех.
Так как при моем появлении в фирме у меня не было никаких конкретных планов, я был готов рассматривать почти любые перспективы. Но поскольку я там повидал большое число маклеров и ни один из них ни в малейшей степени не походил на меня, я быстро пришел к заключению, что маклера из меня не получится. У меня не было с ними ничего общего, а потому идея стать маклером была для меня столь же экзотична, как, скажем, мечта стать китайцем.
Это просто по необходимости делало из меня продавца. Но тут я обнаружил, что воображать себя в роли продавца ничуть не лучше, чем представлять себя маклером. Внутри фирмы переход от обучения к профессиональной работе давался мне с той же неловкостью, что и во всех других местах. И чем больше я узнавал в ходе учебы, тем больше меня страшила перспектива работы на торговой площадке. Мне никак не удавалось с ней свыкнуться. Выступавшие перед нами продавцы облигаций с 41-го этажа по определению были лучшими в своем деле, и с них я мог бы и должен был бы брать пример, но за их полированную стальную броню было невозможно зацепиться. Они не проявляли никакого интереса к жизни вне Salomon Brothers, и их не занимало ничего, кроме продажи облигаций. Похоже, вся их жизнь была замкнута пределами 41-го этажа, и меня иногда тревожило, не окажусь ли я там в своего рода потустороннем призрачном мире.
