Аделаида дала мне понять, что она мне не помощница, хотя и не будет возражать против моего проживания здесь, бок о бок с ней, раз уж таково желание Оскара. То, как она от меня отмахнулась, не могло прибавить мне уверенности в себе, и только голод выгнал меня на охоту.
Я долго бродила по ночному городу. В нерешительности я провожала взглядом каждого встречного человека, и его запах заставлял мои кишки тоскливо сжиматься. Представьте себе, что вы очень проголодались, и мимо вас проплывает ваше любимое блюдо, от одного аромата которого у вас слюнки текут, а вы отчего-то не решаетесь протянуть руку и взять его. Вы думаете: а могу ли я съесть его? Получится ли у меня урвать от него кусочек? Не даст ли оно мне отпор? А что подумают обо мне, если я съем его? И что я буду сам о себе думать? Ваш желудок говорит вам: «Чёрт возьми, я голоден! Ты протянешь ноги, если не наполнишь меня в самом скором времени». Но, тем не менее, вы колеблетесь, вы мучитесь разными «за» и «против», вы не знаете, как подступиться к желанной вами пище, а голод всё усиливается, время идёт, ночь на исходе. Хоть дневного света я и не боялась, но не могла и подумать о том, чтобы решиться охотиться днём. Таким образом, вышеописанная неуверенность в себе была причиной того, что моей первой жертвой, пойманной самостоятельно, стал какой-то пьяный мужичонка, который плёлся в одиночестве с бутылкой водки в кармане засаленной куртки (совсем как я не так давно). Некоторое время я шла за ним, потом забежала вперёд и подкараулила его в тёмном переулке. Там я набросилась на него, вонзила зубы ему в шею и напилась его крови. Пьянчужка стал лёгкой добычей, но радость моя оказалась невелика: во-первых, его кровь была невкусная, а во-вторых, вызывала головную боль, тошноту и изжогу. Впрочем, для шакалов, следовавших за мной по пятам во время моей первой самостоятельной охоты, моя никудышная жертва оказалась ничуть не хуже, чем любая другая: они сожрали останки с неизменной жадностью и стремительностью. Они были неразборчивы в еде. Всё, что осталось от бедняги — недопитая пол-литровая бутылка водки. Шакалы её не тронули, а я её выбросила: спиртное было для меня столь же отвратительно, как и всё остальное, употребляемое людьми. Ловить вторую жертву в ту же ночь я не нашла в себе смелости, а потому вернулась домой, удовольствовавшись этой скверной добычей. Мне было очень плохо (примерно так же вы бы себя чувствовали, съев недоброкачественные консервы), и Аделаида сочувственно качала головой, хотя какое-то шестое чувство мне подсказывало, что она надо мной подсмеивается.
