Она осторожно заговорила:
— Интересно, куда мы направляемся?
— В коттедж, разумеется. Куда же еще, по-твоему?
— Не знаю… — Они благополучно миновали паб. — Мне подумалось, быть может, ты живешь в мастерской.
— Нет. Я жил в «Слайдинг Тэкл». И сегодня впервые иду в коттедж.
— Ох, — мрачно произнесла Эмма.
Бен уловил изменение в голосе дочери и поспешил заверить ее:
— Все в порядке. Когда в «Слайдинг Тэкл» узнали о твоем скором приезде, собралась целая делегация женщин, желающих привести коттедж в порядок. В конце концов, жена Даниэля пообещала обо всем позаботиться. — Даниэль был барменом. — Она, похоже, считает, что за эти годы все вещи должны покрыться голубой плесенью, как сыр «горгонзола».
— Так оно и было?
— Нет, конечно. Немного паутины, разумеется, но жить можно.
— Очень мило с ее стороны… Мне следует поблагодарить ее.
— Да. Ей это понравится.
Мостовая круто пошла вверх, в сторону от бухты. Ноги Эммы болели от усталости. Неожиданно, не говоря ни слова, Бен взял у нее из руки сумку:
— Что у тебя там, черт побери?
— Зубная щетка.
— Тяжелая, как чугунная чушка. Когда ты вылетела из Парижа, Эмма?
— Сегодня утром. — А казалось, что прошла вечность.
— Как же Бернстайн узнал о тебе?
— Мне пришлось зайти к нему одолжить немного денег. Несколько фунтов. Мне дали двадцать фунтов с твоего счета на мелкие расходы. Надеюсь, ты не возражаешь?
— Абсолютно.
Они миновали его мастерскую; окна закрыты ставнями, темно.
— Ты уже начал новые работы?
— Конечно. Для этого я и вернулся.
— А картины, написанные в Японии?
— Остались в Америке на выставке.
Теперь им был слышен шум прибоя, волн, накатывающихся на берег. Большой берег. Их берег. Затем в поле зрения появилась необычная крыша их коттеджа, освещаемая уличным светильником рядом с синими воротами. Подходя к ним, Бен нащупал в кармане пиджака ключ. Он шел впереди Эммы: через ворота, вниз по ступеням, отворил дверь, вошел, по пути нажимая все выключатели, и через минуту все окна сияли светом.
Эмма немного поотстала. Она сразу же увидела яркое пламя камина и необычную чистоту и порядок, которые немыслимым образом создала жена Даниэля из запустения и хаоса. Все сияло, было очищено, отмыто и отполировано на грани возможного. Взбитые подушки лежали в безупречном геометрическом порядке. В доме не было цветов, но стоял крепкий запах карболки.
Бен принюхался и скривился.
— Как в паршивой больнице, — произнес он, поставил сумку Эммы и скрылся в направлении кухни. Девушка пересекла комнату и встала у камина, подставив руки теплу. Постепенно зарождалась надежда, ведь она опасалась, что окажется непрошеной гостьей. Но Бен ее встретил, и камин пылал для нее. Трудно было рассчитывать на большее.
