— Иди за такси, — сказала глыба, — ноги плохо ходят, на такси поедем.
Выстояв добрых полчаса в очереди, постоянно озираясь по сторонам в опасении, что старуха передумает, исчезнет (а может, её, старухи, и просто не было?), он наконец водрузился в нечто волгообразное с шашечками и подкатил к тому месту, где оставил старуху и свои вещи. И то, и другое было в сохранности, старуха уселась на заднем сиденье, вещи погрузили в багажник, и машина запетляла по улицам куда-то в гору.
— От моря далеко? — спросил он, чувствуя, как кровь приливает к лицу.
— Зато душ есть, — здраво ответила старуха и замолчала, глядя в окошко.
За окошком были дома и домики, особняки и особнячки, цветы, деревья и кустарники, местный и приезжий люд (что было хорошо различимо по загару и по одежде), а также море, которого он не видел, но которое явно присутствовало во всём, что сменялось за окнами машины. Наконец они затормозили и подъехали к двухэтажному кирпичному дому.
— Нет, это не здесь, — сказала старуха, с трудом выбираясь из машины, — здесь хозяева, — и мотнула клюкой-посохом куда-то в сторону. Он посмотрел в указанном направлении и увидел, что среди всяческих густых зелёных насаждений виднеются некие беленькие домишки — сарайчики, малухи, летовки, как их ни назови, суть та же. Старуха бодро уковыляла, попросив не отпускать такси, он тем временем достал вещи из багажника и стал ждать, совершенно запарафиненный и раздрыганный, потный, грязный, голодный, с изжогой в желудке и тоской в сердце. Тут появилась старуха, только уже с хозяйкой — невысокой женщиной в возрасте, удивительно приятного, интеллигентного вида. Судя по всему, она развешивала белье — на шее висела бечёвка с прищепками.
Пожилая дама внимательно посмотрела на него, почмокала отчего-то губами и как бы выкатила изо рта (как карамельку или орешек) первую фразу: — Вы надолго?
— Дней на двадцать, а может, и больше. — Если один, то дороже, не два пятьдесят, а три рубля. — В день? — Конечно, и деньги вперед! Он тут же отсчитал хозяйке деньги. — Ещё десятку, — утробно сказала старуха, — куртаж. Он дал старухе десятку и ещё пятёрку, чтобы расплатиться с таксистом, а сам, подхватив вещи, двинулся за дамой, двинулся какой-то нетвёрдой, покачивающейся походкой, но — слава Богу — идти всего ничего, метров десять-пятнадцать (потом он вымеряет расстояние точно, и получится, что между двором большого дома и тем местом, где стояла его мазанка, малуха, времянка, летовка, всего двенадцать с половиной метров, из которых часть пути занята тем самым старым столиком когда-то чёрного, а ныне буро-коричневого цвета, да четырьмя — иногда их становилось больше, но никогда — меньше, старыми же венскими стульями), дама (всё же так говорить и приятнее, и точнее, чем пожилая, милая женщина) открыла ключом почти сплошь застеклённую дверь и показала ему маленькую комнатушку с двумя кроватями, столиком, тумбочкой и двумя стульями. — Кто-нибудь тут ещё будет жить? — спросил он. — Наверное, — удивленно ответила дама, а потом добавила: — Ваш паспорт, пожалуйста, — и как бы извиняясь, — прописать надо.
