— Вы говорите с ней? Как думаете, она что-нибудь слышит?
Медсестра вытянула губки и подула на кофе, глядя на Макалпина сквозь поднимающийся пар.
— Вообще-то люди в коме не отдают себе отчета в происходящем, но мы приносим малютку — на тот случай, если она слышит или чувствует. Хотя скорее всего у нее поврежден мозг и она не может ни слышать, ни видеть, ни говорить.
— Как раз то, что нужно для игры в пинбол,[1] — пробормотал Макалпин.
С каждым днем ее обоняние улучшалось. Она знала, что он курит. И пользуется одеколоном после бритья. Хороший запах.
И еще она чувствовала сладкий молочный запах, трогательное дыхание маленького создания, частичку ее самой, которая была совсем рядом, но так далеко. Ей так хотелось прижать к себе малышку, повозиться с ней, приласкать. Но для этого кто-то должен был поднять ребенка и передать ей.
Она подумала о полицейском с карими глазами, который сидел за дверью.
Кинстрей, владелец дома под номером 256А по Хайбор-роуд, был слепым горбуном. Он стоял в узком проеме приоткрытой двери, одетый в дырявую бежевую шерстяную кофту, одной рукой внимательно ощупывая визитную карточку, а другой прикрывая от солнца слезящиеся глаза.
— Зачем полиция?
Выяснилось, что Кинстрею нечего добавить к тому, что он сообщил ранее. Как истинный уроженец Глазго, он говорил на таком диалекте, что Макалпину невольно приходилось переводить услышанное. Что случилось с малышкой — это грех. Она была тихой, как говорят, красивой, но ему-то откуда знать? За квартиру заплатила вперед.
— А на какой срок?
— До конца июля. Заплатила сразу, как только въехала. Не спорила, когда я предупредил, что если съедет раньше, то денег не верну.
— И давно она уже здесь?
— Несколько месяцев, — пожал плечами горбун.
— Сколько именно? Послушайте, меня не интересует, сколько она заплатила, но мне надо знать, когда она въехала.
— В апреле. Четыре месяца.
— А вы знали, что она беременна?
— Если бы знал, на порог бы не пустил. Одни неприятности. Узнал позже. — Он с негодованием засопел.
— А вы не спросили, как ее зовут?
— Не спросил, а сама не говорила. Заплатила наличными. Рекомендации не нужны, вопросов не задаю. Закона не нарушаю.
Макалпин подумал, что наверняка такой закон существует, но решил эту тему не развивать.
— И никаких посетителей?
— А откуда мне знать, сынок? Ее комната была наверху, с отдельным звонком. Приходила и уходила когда хотела.
— Но ведь вы же виделись… в смысле — встречались с ней хотя бы изредка? — Макалпин не терял надежды. — Вы же как-то ее себе представляли? Высокой? Худой? Толстой? Умной?
