Макалпин оглянулся. Кабинета старшего инспектора Грэхэма больше не было. Вход перенесли из коридора в комнату регистрации заявлений, а на его месте соорудили стеклянную панель, позволявшую начальнику наблюдать за работой подчиненных. Теперь комната стала в два раза больше, с широкой пластиковой дверью посередине. Он заметил, что над дверью в коридор висела табличка «Выход». Значит, он воспользовался не той дверью.
Ну и ладно.
Он продолжил обход, повсюду чувствуя напряжение. По стенам развешены карты, статистические показатели и графики дежурств. Лампы дневного света жужжали всего на полтона ниже компьютеров. Изредка слышалось постукивание клавиатуры, но в основном все были заняты чтением бумаг.
Макалпин вошел в помещение, где раньше располагался кабинет Грэхэма. Опять нахлынули воспоминания — тот самый кабинет Грэхэма… Нет, кабинет старшего инспектора Дункана. А теперь — его. Там было два стола, два картотечных шкафа, в одном из которых не хватало ящика, обязательный монитор, три засохших растения и записка от заместителя старшего инспектора Маккейба: просьба о встрече для обсуждения бюджета, проект которого он отправил по электронной почте. Похоже, здесь отлично знали о его неприязни к электронной почте и бюджетам. Он полез во внутренний карман за шариковой ручкой, но нащупал там пачку сигарет и еще что-то твердое. Маленькая карточка с карикатурой: он с огромной лупой в руках и в охотничьей шляпе. На обратной стороне он прочитал:
Поймай его!
Увидимся, когда получится.
Поздравляю с годовщиной.
Люблю.
Х.
Она сунула карточку в карман, пока он спал. Она пахла графитом, живицей, ластиком и, едва заметно, — духами с запахом гиацинта от Пенхалигона,[5] которые он ей постоянно дарил. Он улыбнулся. Он был похож на рисунке, а по своей доброте она даже убрала с его лица несколько морщин. Он всегда забывал про годовщину. Всегда. Он понимал, что надо бы устроить званый ужин, но не помнил день. И теперь ограничился тем, что прикрепил карточку к монитору, закрыв изображение.
Он посмотрел сквозь стеклянную перегородку, повернулся спиной к подчиненным и опустился в скрипнувшее кресло. Вскрыв конверт с фотографиями места преступления, он стал внимательно их изучать. Его пульс участился при виде нелепой позы Элизабет-Джейн и ее развороченного живота. Он собрал фотографии и сунул обратно в конверт.
Подумав, он вытащил маленькое фото Элизабет-Джейн и посмотрел на снимок Линзи, висевший напротив. Пытаясь их сравнить, он переводил взгляд с одной фотографии на другую, делая скидку на расстояние между ними. Ему показалось, что у Элизабет-Джейн рана была страшнее. Линзи Трейл, тридцать четыре годы, темные волосы, темные глаза. Элизабет-Джейн Фултон, двадцать шесть лет, слегка полноватая, каштановые волосы, скромный кассир в банке. Обе — средние люди. В обоих случаях жертв усыпили хлороформом, вспороли им живот и оставили умирать от потери крови. И никаких следов.
