— Мне правда жаль, если я помешала. — Она секунду помолчала. — Кто-то близкий?
— Нет… возможно. Да. — Он улыбнулся. — Очень.
— Необычные цветы для могилы.
Он взглянул на белые тюльпаны, которые принес.
— Она была из Голландии. Они бы ее обрадовали — в последнее время у нее не было поводов для веселья.
— А куда делись остальные цветы?
— А других и не было.
— Извините меня за бестактность, пожалуйста.
— Зато у вашей матери их вон сколько.
— Да, но только никто не прошагал до конца Байрз-роуд, чтобы найти тюльпаны в июле.
Он посмотрел на ее черное платье, купленное, вероятно, накануне.
— Знаете, а в комбинезоне вы мне нравились больше.
— Пришлось купить, надеть было совсем нечего. — Она повернулась в сторону холмов. — Странное место выбрали для кладбища, в смысле — лучше бы оно смотрело на гряду… Мне так кажется…
— Согласен, лучше. — Он взглянул на свои тюльпаны. — Был бы я посообразительней, принес бы что-нибудь, во что их поставить.
— Погодите секунду.
Хелена направилась к могиле матери, походившей уже на цветочную выставку в Челси, и вернулась с небольшим алюминиевым конусом, спрятанным в рукаве.
— Никто не заметил, — прошептала она. — Здесь даже вода есть.
Она наклонилась и вдавила конус с землю.
— Так пойдет?
Она отступила в сторону, давая ему пройти, чтобы поставить цветы, но у него дрожали руки и он протянул тюльпаны ей. Она увидела, что пальцы у него совсем желтые от никотина.
— Так хорошо? Как считаете?
— Просто отлично.
Зажав в руке, как талисман, кольцо с алмазом, он повернулся к могиле и положил одну красную розу на то место, где, по его мнению, находилось ее сердце.
Суббота, 30 сентября
Элизабет-Джейн Фултон не отличалась красотой при жизни.
Смерть этот недостаток не исправила.
Старший инспектор уголовной полиции Алан Макалпин задержался у двери, подождав, пока с плаща стекут последние струйки дождя, оставившие мокрый след. Он знал, какое зрелище его ожидает, и, перекрестившись, прочел быструю молитву.
Элизабет-Джейн лежала на спине, будто распятая, на полу гостиной, на мягкой шерсти красного ковра. Темная запекшаяся кровь зловеще обрамляла контуры ее фигуры. Ноги, в чулках, были вытянуты и скрещены в голенях, а руки раскинуты в стороны ладонями вверх. Пальцы скрючены в предсмертной агонии, только указательный палец левой руки был выпрямлен и на что-то указывал. Голова запрокинута, а остановившийся взгляд устремлен на дверь, будто в ожидании прихода богини возмездия Немезиды.
