Бинго помялся, сделал шажок и наконец обнародовал свой главный аргумент:
— И мне, это… Мясо нравится, мечи нравятся, деньги, обратно, нравятся, блестят оченно симпатишно. Нравятся еще лошади и женщины, а дядька Кондратий, допрежь чем хватить меня посохом вдогон — народная традиция, «на посошок» называется, — предрек, что должен непременно понравиться еще и некий теятр. А это… мужики в доспехах… не того. Понял? Чтоб мне без этого всякого… наслышан я про городские нравы!
— Всякого — какого? — опешил доблестный сэр Малкольм. — Ты о чем, башка два уха? Чем тебе доспехи не угодили?! Да на тебя самого б навьючить хороший комплект, а то и все два, даром, что ли, перерос даже королевскую гвардию!
— О! — успокоился Бинго, не обнаружив ни намека на неискренность. — Тогда ладно. Тогда пошли. Только ты не забудь, что пиво обещал. И пряники!
И, распихав полдюжины зазевавшихся зрителей, двинулся в фарватере взламывающей толпу капитанской коняги. Мужики в доспехах, по его независимым наблюдениям, если уж громогласно, при всем честном народе, дают какие-то обещания, то выполняют их обычно неукоснительно. Правда, потом могут и в морду стукнуть или даже в мечи попытаться взять, особенно если об иной даме порассуждать возьмешься, но такие бытовые мелочи померкли перед радужной перспективой вдоволь натрескаться медовых пряников. В конце концов, в этом загадочном мире проще от рыцарей отмахаться, нежели снискать бесплатного пряника.
Толпа разразилась за спиной гоблина гулким приливным рокотом, решительно не желая верить в мирный исход исторического события. Кто-то решительно доказывал стоящим сзади, что только что из глаз капитана шибали молнии, а гоблин встречал их на подступах огненными шарами, также офтальмологического происхождения[1]. Другие начали компенсировать недостаток зрелищности за свой счет, пустив в ход припрятанные под полой дубинки, литые кастеты и намотанные на руку предосудительные приметы № 18. Более практичные базарные деятели, не теряя зря времени, припустились резать у зевак кошельки. Некая перспективная юная воровка тренировки ради увела с прилавка полупудовую тыкву, но тут же с разочарованием вернула, ибо тыква ей была вовсе не нужна, а таскать ее было неудобно. Под шумок кое-кому даже сунули под ребро заточенную полосу скверной стали, с пожеланием возвращать долги вовремя, а по паре особо назойливых голов со стуком прошлись древки копий капитанской свиты.
Итак, базар жил своей бурной и яркой жизнью, и покидающий его Бинго, отвлекшись от вдумчивого созерцания лошадиного крупа, ошеломленно потряс головой: нигде еще его персона не вызывала такого ажиотажа. Разве что на том постоялом дворе, где он провел прошлую ночь и узнал, что «а чиво?» проходит далеко не всегда. И еще в родном клане, когда взятый им на посмотреть посох Мастера Зазеркалья внезапно разразился чудными разрядами, от которых осыпалась добрая треть замковой стены. А самого Мастера, предусмотрительно заблокированного в сортире посредством подпирания дверцы колом, завалило обрушившейся кровлей. Хотя Бинго и бросил тут же окаянную палку, и принял самое деятельное участие в разборе завала, благодаря чему колдуну пришлось провести по уши в выгребной яме всего каких-то полдня, смотрел он зверем, грозился издалече злополучным посохом и половину клана настропалил против бедолаги Бингхама. Правда, клан по большей части воспринял происшествие адекватно и со смеху покатывался, но тоже, согласитесь, не предмет для восторгов, когда над тобой днем и ночью раздается гогот. Сосредоточиться не дает и спать мешает. Одно утешение, что над Мастером смеялось на одного гоблина больше (ну не мог Бинго побороть в себе приступов неудержимой веселости).
