— Ведерко б мне, коли можно, — стеснительно пожелал с седла Бинго, указуя перстом на позабытый далеко внизу шлем. — А нет, так и перебьюсь.
Ну уж совсем нюх потерял! Потомственного рыцаря и боевого офицера — в денщики настропалить думает?! Потом еще и штаны постирать попросит! Во взоре сэра Малкольма вновь затеплилось темное, мрачное пламя, а Бинго опять спешно состроил дурацкую рожу… А разрядил ситуацию конюх, стремительно нырнув за стальным горшком и вручивши его гоблину совершенно без всяких комплексов. Когда жизнь твоя на добрую часть состоит из выгребания конских стойл, тут уж не до непонятных офицерских счетов с субординацией, знай успевай пошевеливаться, пока от господской ругани с гоблинами собственный чуб не затрещал!
Бинго невозмутимо приспособил шлем на кочан — как сильно подозревал сэр Малкольм, немедля начал корчить изнутри невидимые рожи и похабно дразниться высунутым языком, но поди докажи! Капитан сердито взгромоздился в седло многообещающе косящей на него прицельным глазом злопамятной Клепсидры и поддал ей пятками в бока.
— Эй! Где рулевое весло?! — обеспокоенно взвыл за его спиной гоблин, успевший наспех разместить в креплениях упряжи щит и палицу. Уздечка лошадиная, из потертого кожаного ремешка сооруженная, закономерно показалась ему недостаточно мощным средством управления такой крупной зверюгой, а никаких иных рычагов не предоставили; Бинго от безысходности подергал за переднюю луку седла, чуть не своротив его вместе с собой и вызвав у конюха приступ панического хихиканья. — Чего ржешь, лосевый прислужник? Ты не ржи, ты помоги, а то как дам больно!
От подобных перспектив лошадь решила сама проявить понимание и снялась с места энергичным, но тряским аллюром. Буде приучены перемещаться по городу исключительно шагом (всякий форсированный темп неизбежно выбивал из мощеных улиц булыжники, так что дозволялся исключительно лицам высокого полета), ни к какому более режиму скачки лошади приспособлены, увы, не были. Бинго этого не знал, но как-то интуитивно смекнул, что здесь что-то не так; а потому, как и положено было в критических ситуациях, скорчился в седле, уцепился всеми лапами за что пришлось и тоскливо завопил, призывая на помощь. Лошадь, над ухом которой вдруг взвыла эта иерихонская труба, немедленно наддала, дабы оторваться подальше и побыстрее. Вторая коняга, гоблинским вниманием обойденная, тут же рванулась вослед, выгодно оттеняя Бингхамов рев тревожным ржанием. Не будь дурак (хотя вопрос сей остается открытым), Бинго сообразил, что, если еще и вторая такая неправедная скотина догонит, вовсе станет не до лебедев и не до ив, и завопил еще энергичнее, доводя эту свою печальную догадку до всеобщего сведения…
