— Анимал эмпатия.
Подумал и добавил без очевидной нужды:
— Гад буду.
— Однако шаман! — благоговейно догадался полосатый халат, под чьей задравшейся кепкой обнаружились буйная заросль пышных черных усов, несокрушимый кряж мясистого носа и череда мощных подбородков на целое семейство лесорубов.
Народ кругом загалдел возбужденно. Не то чтобы никогда не видели живого шамана, более того, шаманов кругом — завались, уж и не плюнешь, не угодив в шамана и не получив от него ответного плевка, а там и до драки недалеко, прямо уже поперек глотки у честного обывателя эти шаманы! Но не каждый день у тебя на глазах такой вот окаянный деятель заводит толковище — и не абы с кем, а с самим господином капитаном городской стражи!
Ну ладно, пусть с его лошадью. Тоже зрелище.
Кстати говоря, на самого господина капитана анимал эмпатия не подействовала ну вот ничуточки. То ли зря его обзывали в народе собакой бессердечной и свиньей шелудивой, то ли просто из-за глыбы лошадиной башки его благородие не углядело гоблинского кулака. Во всяком случае, обнаружив, что лошадь его, дорогостоящая боевая кобыла из знаменитых табунов Белых Степей, проседает и пятится перед каким-то неряхой самого разбойного облика, капитан Малкольм Амберсандер немедля вскипел и позорное отступление пресек самым решительным образом.
От чувствительного пыра колючими колесиками шпор с двух сторон под бока кобыла содрогнулась, но глупостей делать не стала. Бросаться на гоблина ей показалось неважнецкой идеей, сбрасывать седока — тоже. Так что она испустила протяжное обиженное скуление и развернулась боком, предоставляя капитану самому разбираться с нежданной оказией.
Так, собственно, и состоялась первая историческая встреча Малкольма Амберсандера, полного рыцаря Араканского Трона, и Бингхама по прозвищу Бинго, полного гоблина.
Надобно сказать, что гоблин поначалу не понравился капитану — ну просто оторви и брось. Волоча шестой год бессменную лямку блюстителя столичных законов, сэр Малкольм давно вывел для себя и подал к законодательному утверждению ряд примет, по которым можно было вычленить потенциальную угрозу для вверенного ему, сэру Малкольму, города. При совпадении в единственном лице более трех из этих примет лицо подлежало немедленному выдворению из города. Если лицо ухитрялось совместить в себе пять примет, ему надлежало, по итогам собеседования, либо выплатить некую сумму, чтобы оно отныне и впредь по-хорошему обходило город седьмой дорогой, либо переломать за воротами все кости, дабы так или иначе не могло вернуться. Лицо, в котором бы совпали семь и более черт возмутителя спокойствия, очень просил доставить к нему канцлер Аракана сэр Фридрих Бампер — для подготовки из него достойной бомбы экономико-подрывного действия, которую надлежало затем заслать в традиционно неприятельский Порвенир. Может ли на свете существовать образина, в которой совпадут десять роковых примет, было вопросом настолько неочевидным, что сэр Малкольм однажды в подпитии даже побился на этот счет об заклад с неуклонно выживающим из ума верховным королевским магом Фильдеперсом Амбре. Больше всего смущал тот факт, что ни сэр Малкольм, ни престарелый Фильдеперс не могли с тех пор припомнить, кто же из них на что ставил. А тот, кто разбивал руки спорщикам, затерялся в тумане неопределенности и признаваться не спешил: видимо, опасался, что за битье по рукам столь важных особ с ним обойдутся немилостиво.
