Улица имени Смирнова начиналась от площади. По обе стороны от проезжей части стояли доходные трёхэтажные дома, двумя кварталами дальше размещались особняки. Брыльнёв прошёлся к дому #6 и позвонил в подъездную дверь. После звукового сигнала кашлянул и сказал:
– Я в пятую квартиру.
– Секундочку… – ответила консьержка, сверяясь с журналом. И видимо, найдя пометку в записях сменщицы, удостоверилась, что проживающая в пятой квартире госпожа Бакушинская распорядилась впустить к ней гостя. – Проходите.
Щёлкнул замок. Подполковник открыл дверь и вошёл в парадную. Консьержка, дама лет за шестьдесят, строго оглядела его и, сделав пометку в журнале, стянула с носа очки. Кивнув из вежливости, Брыльнёв направился к лестничным ступенькам, покрытым синей ковровой дорожкой.
На третьем этаже, как и во всём подъезде, было всего две квартиры. Он дёрнул за шнурок звонка и машинально оправился, что на армейском языке означало устранение мелких недочётов в ношении военной формы. Ждать пришлось примерно минуту.
Дверь хозяйка открыла собственноручно. К этому часу домработница уже давно ушла, нанимаемая не только для наведения порядка в восьми комнатах, но и в качестве прислуги. Надо отметить, госпожа Бакушинская периодически испытывала проблемы с домработницами: во-первых, не каждая женщина была согласна зарабатывать таким способом, многие на подобного рода объявления в газетах острили насчёт длинных ногтей и белоручек; во-вторых, скверный характер хозяйки рано или поздно доводил до конфликта.
– О, моя прелестница! – улыбаясь, раскрыл объятия Брыльнёв и искренне добавил: – Ты сегодня неотразима!
Он шагнул за порог и припал губами к подставленной щеке. Букет хозяйка взяла с улыбкой и, закрыв дверь, скрылась в гостиной. Подполковник быстро и привычно повесил на вешалку фуражку и шарфик, следом накинул на крючок шинель и переобулся в домашние тапочки, заготовленные специально для него.
– Котик! – позвала она из гостиной. – Что ты там так долго делаешь? Хочешь, чтобы я умерла от скуки?
– Помилуй, как можно дать тебе умереть?! – ответил он, входя в комнату. – Только скажи и я сделаю это сам!
– Ах, котик, – улыбнулась она, дёрнув кокетливо плечиком, – из нас двоих играть умею только я. Лучше обойдёмся без лишних слов.
– Намёк понял. Где бутылка? Ах… чёрт, опять шампанское…
– Ну что ты за солдафон? Мог бы и не чертыхаться.
Он смерил её тяжёлым взглядом, одновременно открывая бутылку. Своё неудовольствие прозвучавшим словом "солдафон" он подавил с хлопком откупоренной пробки.
