Мицар скалится в хриплом смешке, звук которого издает нормал, и Чеглок видит почерневший обрубок плоти, похожий на язык попугая, там, где должен был быть язык тельпа.
– Я теперь его бог. Он Мицара почитает, Мицара страшится. Бог нормалов – это, как ты говоришь, ложь, миф. А Мицар – реален, и гнев его – тоже.
На Чеглока снова накатывает тошнота, его одолевает стыд, хотя теперь по-другому.
– А он… он помнит, кем был?
– Когда Мицар на нем сидит, святой Христофор знает только то, что я разрешаю ему знать, и ощущает лишь то, что я разрешаю ощущать. Но когда Мицар отдыхает, святой Христофор помнит. Я его тогда держу к себе поближе, чтобы слышать его слезы и стоны. Нет для меня музыки слаще.
И тут же святой Христофор начинает плакать. Ни звука не слетает с его губ, не меняется безмятежное выражение лица, но вдруг из глаз начинают литься слезы – и те, что текут из антехового шара, неотличимы от тех, что текут из настоящего. Потом, без предупреждения и тем более без причины, нормал начинает смеяться, и залитое слезами лицо озаряется яркой, безыскусной радостью.
Чеглок отшатывается, будто безумие святого Христофора может перекинуться на него. До него начинает доходить, насколько сильна и непонятна раса тельпов на самом деле. Псионические способности Мицара не просто компенсируют ему отсутствующие конечности и глаза, они это все делают несущественным. Эйр без крыльев – инвалид навеки; например, бедняга Голубь: хоть ветра и погода все еще отвечают на его псионический призыв, изувеченное крыло лишает его радости полета. Даже если он своей силой подымет себя в воздух, никогда он не сможет парить с той грацией, которую давали крылья, этот полет будет всего лишь жалкой пародией. Но тельп может лишиться рук и ног, стать глухим, немым и слепым – и это никак не скажется на его силе. Тельп с целым мозгом – по-прежнему тельп. Чувства и тела нормалов полностью в распоряжении Мицара, и он может использовать их как пожелает, снимая и надевая, словно одежду, и еще он в отличие от Голубя может снова сделать себя целым в Сети, когда только захочет: Чеглок готов спорить, что вирт этого тельпа не отражает его теперешнего физического состояния, но является идеальной версией того, каким он был до своей дорого доставшейся победы над святым Христофором.
– Тебе не нравится твоя пентада, – говорит святой Христофор писклявым голосом. Слезы перестают течь, восторженное выражение сходит с лица, хотя от влаги вид у него оглушенный и расстроенный, как у жертвы несчастного случая в состоянии шока. – Ты не знаешь, можешь ли им доверять. И думаешь, не следует ли тебе отказаться.
