— Мам, мам, мам…
Витька снова хлопнулся на задницу. Он понял, на кого и почему, отвлёкся главарь. И кому он отныне обязан своей жизнью.
— Всё в порядке, малыш. С ней всё хорошо.
Мальчишка ревел дурниной, тормоша мать и подсовывая ей вещи.
— Мам, одень, мам, пойдёооооом…
Катя очнулась, подскочила и по-девчоночьи запищав, побежала в пальмовую рощу. Следом за ней бежал её ребёнок.
За спиной кого-то начало рвать. Витька вспомнил о соратнике и обернулся — тот, скрючившись в три погибели, сидел у воды и мотал головой.
— Ты как?
— Э… порядок.
Парень умыл лицо, кое-как поднялся и протянул руку.
— Олег.
Так в жизни Витьки Егорова появился первый настоящий друг.
Олега полоскало ещё минут пять. Как только его взгляд цеплялся за лежавшие на песке тела, парень бледнел, зеленел и снова полз к воде 'освежиться'. Вида крови он, похоже, не переносил. Виктор равнодушно посмотрел на трупы, испытал мимолётное сожаление о Ержане, полный пофигизм при виде тела Филиппыча и удовлетворение от разбрызганных мозгов налётчиков.
— Ты как? В порядке?
Сам Витя чувствовал себя на все сто, если не считать горевшей на солнце кожи.
— Угу. — Олег отдышался, прополоскал рот морской водой и, сморщившись, сплюнул. — А ты?
— Я?
Витька растерялся. Из кинофильмов и книг он знал, что сейчас ему должно быть, как минимум, нелегко. Он должен мучиться и страдать от одной мысли, что совершил убийство.
'Ну совершил. И чего? Заявление в полицию на меня напишут?'
Егоров поразился собственному самообладанию и пожал плечами.
— Я? Да нормалёк. Вставай, пошли, посмотрим, кто там в лодке лежит.
Он вывернул из каменной ладони 'неандертальца' его чудовищный деревянный меч и полез в воду.
'Нет. Не может этого быть. Померещились они мне. Откуда у них белые дети? Это я перегрелся малость…'
Виктор брёл по пояс в воде к кораблику и всячески убеждал себя в том, что в лодке только Ольга. Он отчаянно не хотел идти к судну налётчиков, страшась увидеть то, о чём ему давно сообщил трезвый и расчётливый разум.
'Только бы они были живые!'
Витька ещё сильнее сбавил ход и вперёд, с криком 'Оля, я иду!', вырвался напарник.
Вонь на лодке стояла зверская. Ещё хуже, чем та, что разила от дикарей. Егоров подобрался к чёрному боку лодки, взялся за край борта и с громким воплем отдёрнул руку. Всё дерево было покрыто толстым слоем немыслимо вонючей слизи, которая немедленно налипла на ладонь. Олег тоже страшно разматерился, но скорости не сбросил, шустро перевалив через невысокий борт.
