– Слушай… – Вот теперь с хитрецой, с прищуром. Не бойся, Абрам; я твой щит. – Не знаешь, не помнишь? Как тогда Старец сыграл?
– Во что?
– Не в нарды же!
– Тогда – когда?
– С молодым Вольфом. В Вене. Вольф потом ещё через посла картинку подарил. Акварель. В Музее висит. Сам, говорит, рисовал. Правда, говорит, по памяти.
– А! Где они в кафе? Они же там непохожие совсем. Старец – вообще ничего общего!
– Допустим, Вольф как художник не самый великий. Так что, не помнишь? Ты же тогда тоже вроде в Вене?
– Был…
– И?
– Да проиграл! Ещё воскликнул: «Н-да, это игрок – чег'товская сила!». На двадцатом ходу проиграл.
– А ты, шахматист, подсказать не мог?
Шутка. Подсказывать Старцу?! Пусть и в шахматах?!
Шутку товарищ Крылатко завсегда ценит. Раскатистый смех, напоказ.
Всё, достаточно. Хорошо смеётся тот, кто последний. Вернёмся к нашим…
– Само собой, Князь! А насчёт картинки…
– Насчёт картинки?
– Убрать? В запасники там…
– Зачем? Пускай. Подарок. На память.
На память, да. Старец начинает и проигрывает. Вот разница между ними! Князь – никогда! Тем более, когда начинает. Двадцатый ход, сороковой. Хоть сотый! Даже когда чег'товская сила. Тем более, когда чег'товская сила. И не какой-то там сраный Вольф. Ерохин! Маэстро!
Щэ́ни дэ́да! Такую сильную неприязнь испытываю, что кушать не могу! Папиросу за папиросой, а кушать – нет.
Что сегодня, допустим, на ужин, Спиридон? Калмахи нигвзит. (Нет, по-русски, по-русски!) Форель с орехами. Или так…
* * *
Спиридон, да, молодец. Кухарь с большой буквы! Лет тридцать постигал, да? Ещё при царе – в шикарных питерских ресторанах. Сам Старец приветил Спиридона, доверил кухарить в Горках. Особая статья! Ну, а после Старца – Князь. Приложэниэ? Бэз приложэний. Лишь наследник и продолжатель.
Спиридон, допу́стим, неприятный. Внешне. Тсеродэна Цхвири. (По-русски, по-русски!) Ну, Карлик Нос. Неприятный, да. Росточком не удался. Волосики – внутренний заём. Уши волчьи – торчком. Глаза воблые – в кучку. Нос – уточкой, крупной такой уткой… Ворчлив опять же: «Что у меня за специальность такая?! Приготовишь – всё сожрут, и памяти никакой не останется!». Не про Князя, допу́стим. Но при Князе. Про Ближний круг, допустим.
Можно, Спиридон, можно. Про угостившийся Ближний круг – можно. Князь даже поощрит. Без слов – с усмешкой, с прищуром. Что, Спиридон? У них же руки по локоть в крови, говоришь? Или так, Спиридон, или так. Кухарю – можно. Главное – доверие, да? Взаимное, да?
Вот, допу́стим, Старец… Такая боль, такая боль! Жить бы и жить! Кухарь плакалъ. Кухарь всегда старался для Старца, чтобы вкусно! Травку «чихай на здоровье» в чай добавлял, цветочек с зеленоватым стебельком и ярко-красной головкой с жёлтой каймой.
