Дмитриев день — храмовой праздник одного соседнего села — был пять дней тому назад.
— Скажи еще что-нибудь, — сказал я.
— Нечего мне говорить больше, — сказал он, совершенно оправившись.
И, бросив пренебрежительно лопату, он сделал движение уйти.
— Стой! — закричал я громовым голосом. — Ни с места, или я тебя на месте уложу!
Чичков остался.
Принесли пар тридцать сапог. Довольно было одного взгляда, чтобы понять все. В то время, как все сапоги были серы, с кусками высохшей на них грязи, одна — пара выделялась из всех своим черным цветом.
— Чьи сапоги? — спросил я, беря их в руки.
— Чичкова, — ответил староста.
— Понятые, — обратился я к ним, — посмотрите— сапоги мокрые, — он говорил, что надевал их на Дмитриев день последний раз.
— У нас теленок под лавкой, он и намочил сапоги, — отвечал Чичков.
— Хорошо, и твоего теленка посмотрим.
Стали примеривать сапоги к следу. Чичкова пришлись точка в точку. Шаг за шагом добрались мы до моста, где след, выходя на большую дорогу пропадал в массе других. Мы направились к избе Чичкова. От дороги к избе опять показался тот же след, но двойной — от калитки к дороге и обратно.
— Туда, значит, шел большою дорогой, — пояснил Сидор Фомич, — а назад прямиком пошел.
У самых ворот Чичков быстро пошел в избу.
— За ним, старики, — крикнул я, — он идет поливать под лавкой!
Я и другие побежали за ним. Мы вошли вовремя: Чичков с ковшом в руках стоял возле лавки, собираясь плеснуть.
— После, после плеснешь, — остановил я его за руку.
— Что такое? в чем дело? — подошел ко мне старик Чичков с невинною физиономией, точно ничего не знал.
— Вон, мерзавец! — закричал я. — Морочь других. Скоро, голубчик, сведем с тобой счет… Ну, теперь со следом покончено, остается жердь и пакля.
Сидор Фомич прокашлялся и выступил.
— Жердь, сударь, не с крыши, а с хлебника. Если б она была с крыши, один бок ее был бы пригнивший, соломка к ней пристала бы, а она сухая и ровная. Не иначе, как с хлебника, а паклю надо сличить (в каждом доме своя пакля, что зависит от силы, с какою выбивают: сильный бьет — кострига мелкая, слабый — кострига крупная).
Потребовали паклю у Чирковых, сличили, и все признали ее однородною с тою, которая была намотана на жердь.
Оставалось отыскать место, откуда была взята жердь. По указанию Сидора Фомича, отправились на хлебник Чичкова. В том месте, где с большой дороги сворачивала тропинка к хлебнику, снова обозначались следы, какие были около амбаров. Посреди хлебника стоял омет соломы, придавленный рядом жердей, попарно связанных. Одна только жердь не имела с другой стороны подруги, и мочальная веревочка, служившая для привязки другой жерди, как флажок, болталась на верхушке. На омете сохранился свежий след другой, взятой жерди.
