Я не выдержал и разрыдался, как ребенок.
— Мне не жаль, пусть все бы пропало, но тяжело, что люди так злы. За что?
Слезы облегчили и успокоили. Я оделся и поспешил к пожару.
Я приучил уже народ к тому, чтобы воем и криком не выражали мне сочувствия, поэтому при моем появлении все спокойно продолжали свою работу. Я стоял поодаль и смотрел. На душе было пусто, как после похорон.
Я пошел ближе к пожару. Толпа силилась отстоять два остальные амбара. Несмотря на то, что крыша на одном из них уже загорелась, толпа с Иваном Васильевичем во главе смело лезла в самый огонь. Лицо и бакенбарды Ивана Васильевича обгорели, он был мокрый, как вытащенная из воды курица, но, несмотря на все, он лез в самое пламя, неистово крича:
— Воды! Лей на голову!
Надежда спасти что-нибудь разбудила и мою энергию. Я потянулся за толпой, взобрался на горевшую крышу и энергично стал помогать Ивану Васильевичу. Народ точно потерял страх к огню и способность обжигаться. Голыми руками хватали горящую солому и сбрасывали ее вниз, рвали лубки и рубили стропила. Так как хлеб был насыпан до самого верха, то ходили по нем, как по полу. Чуть не вся деревня столпилась на пространстве нескольких квадратных сажен.
Через час оба амбара были вне опасности. Я, совершенно мокрый, пошел домой переодеться. Примиренный в душе с крестьянами, видя их содействие, я успокаивал жену, делал предположения, что это дело чьих-нибудь одних рук. Не успел я выпить стакан чаю, как горничная вбежала с известием, что амбары опять загорелись и на этот раз снизу.
Я бросился к пожару. Рядом со мной бежал мой кучер.
— Солому, сударь, подбили под амбары, должно быть, как с крыши сбрасывали — она загорелась. Теперь не потушить.
— Да ведь я Пиманову поручил следить, чтобы солома как-нибудь не попала, двадцать человек около него было помощников.
— Должно, не доглядели, зазевались на верх.
Старик-караульщик, завидев меня, бросился с воплем навстречу.
— Батюшка, сударь, не виноват!
Его испуганный показавшийся мне фальшивым крик как ножом резнул меня по сердцу.
— Четвертый раз, подлец! — закричал я, со всего размаху ударив его по лицу.
Караульщик упал.
— Кто подбросил под амбар солому?
— Не виноват, батюшка, не виноват! — кричал караульщик. — Божье наказание, нет моего греха!
— Врешь, подлец, говори правду! От меня никуда не уйдешь! Говори правду: кто подбросил?
— Никого не видал, никого. Видит бог, никого. Лопни мои глазыньки…
— Хорошо, голубчик, найдем на тебя расправу,
