На замечание одного князевца, зачем я не застрахуюсь, я ответил:
— И не думаю. Стану я вас перед чужими деревнями срамить! Чтобы сказали: «Князевский барин от своих страхуется»?
— Свои-то не сожгут. Странице…
— Ну, а странние-то и подавно не сожгут, — отвечал я.
Мало-помалу все пошло своим чередом.
Крестьяне, получив прибавку за проданный зимою хлеб, повеселели и довольно охотно вспахали пар без предполагавшихся урезок. Прошла уборка, наступила молотьба. У крестьян был очень плохой урожай. У меня благодаря перепаханной земле, хлеб был выдающийся. Немцы — и те удивлялись. Пришлось строить новые амбары, так как старых не хватало.
— Эх, и хлеб же господь тебе задал нынче! Как только совершит, — говорили крестьяне.
— Да уж совершил, — почти в амбаре весь, — отвечал я.
Подсолнухи уродили до двухсот пудов на десятину.
Я насеял их с лишком сто десятин. Средняя рыночная цена за пуд была рубль тридцать копеек.
Пришлось для них выстроить громадный новый сарай и, за неимением другого материала, покрыть соломой. Чтобы было красивее, я покрыл его по малороссийскому способу. Каждый день, просыпаясь, я любовался в окно на мою красивую клуню, напоминавшую мне мою далекую родину. Наконец, и последний воз подсолнухов был ссыпан. Всего вышло восемнадцать тысяч пудов.
Был день крестин моего сына и девятый день родов жены. По этому поводу мы устроили вечер, на который, кроме знакомых уже читателю соседей, приехал из города руководивший моим делом по наследству присяжный поверенный с женой. Вечер прошел очень оживленно.
Дело подходило к ужину. В столовой стучали тарелками. У Синицына с присяжным поверенным завязался оживленный спор. Синицын доказывал, что Константинополь России необходим. Присяжный поверенный слушал и вместо ответов смеялся тихим беззвучный смехом.
Синицын кипятился:
— Если, кроме смеха, у вас нет других аргументов для доказательства, что Константинополь не нужен, то, согласитесь, это еще не много!
— Да тут и доказывать нечего, — к чему он нам?
— Да хоть бы… — начал Синицын.
— Для виду, — поддержала его жена присяжного поверенного.
— Да хоть бы для того, — продолжал Синицын, пропуская шпильку, — чтобы прекратить возможность наносить нам постоянный вред вмешательством в дела Балканского полуострова.
— Полноте, какой там вред и кто мешается? Сами мы во все мешаемся и лезем туда, где нас не спрашивают.
— Но, позвольте, вы не хотите признавать фактов. В настоящее время положение таково, что любой заграничный листок одним намеком на восточный вопрос может колебать нашу биржу. Кому надо, тот и играет на этой слабой нашей струнке.
