Том 3. Очерки и рассказы, 1888-1895 | страница 42
— Трудно было, батюшка мой, — заговорил Елесин, — чуть что не так, марш на конюшню!
— Ругатель был; иначе, бывало, как: «такой, сякой ты сын» — и не скажет человеку.
Я вспомнил, что Синицын слушает, и поспешил переменить разговор.
— Ну что ж, и за молотьбу скоро приниматься пора?
— Пора, батюшка, пора.
— Славу богу, будет чего, — заметил я. — Можно благодарить бога.
— Как господь совершит, — вставил Елесин.
— Да уж совершил, — ответил я.
— В руки как допустит, — укоризненно пояснил Елесин.
— Ну, уж ты, — рассмеялся я. — Так ведь никогда и порадоваться нельзя. В амбар ссыпешь — и там будет неспокойно.
— Пропадет и там, — проговорил Елесин.
— Когда же, по-твоему, благодарить господа?
— А вот как, бог даст, живы будем, съедим хлебушек-то, тогда и благодарить станем.
— Ну, тогда благодарить поздно, по-моему.
— А по-нашему, теперь рано.
— А по-моему, благодарить бога да радоваться всегда надо, а придет беда, тогда уж и радоваться нечему. Так и радоваться никогда не придется.
— Знамо, гневить бога нечего, — согласился Керов, — посылает милость, видимое дело.
— Еще бы не милость оказал, — отвечал я, — шутка сказать: по сто пятьдесят пудов на десятину уродилось.
— Ну, где уж полтораста, ста не будет, — возразил Исаев. — Разве в таком редком хлебе может быть сто пятьдесят? Погуще маленько посеяли бы, может, и было бы.
— А я говорю сто пятьдесят, а на моей земле двести пятьдесят.
— Не будет, — убежденно мотнул головой Исаев.
— В жизнь не будет, — сказал Ганюшев. — Я вот на что, хоть об заклад пойду, то есть вот разорви меня, коли будет! Отродясь на нашей земле того не бывало, чтобы двести пятьдесят родило.
— Ну что ж, — отвечал я, — давай биться об заклад.
Ганюшев, опешив, уставился на меня.
— Я ставлю тебе полведра водки, если твоя правда, а если моя, ты должен привезти две десятины снопов.
— Да как же мы спорить станем?
— А так и станем. Вот сейчас пойдем на загон, отобьем осьминник и обмолотим на молотилке.
Ганюшев нерешительно смотрел на меня.
— Ну что ж, иди, — сказал я ему, — тебе уж не впервой меня нажигать.
— Не знаю, как…
— Ты же сам предлагал заклад, что не будет двести пятьдесят пудов?
— В жизнь не будет!
— Ну, так иди.
— Идти, что ль? — обратился он к мужикам.
— Знамо, иди!
— Чего не идти?
— Не знаю, как…
— Айда пополам, — вызвался Исаев.
— Иди, иди! чего ты?
— А откуда снопы возить? — спросил Ганюшев.
— Ну, хоть с речки.
— То-то, — сказал Ганюшев. — А ты вот чего: десятину снопов поставь.
— Нет, две.