Том 3. Очерки и рассказы, 1888-1895 | страница 21
Керов изображал Чичкова очень удачно и комично. Толпа наградила его смехом.
— Даве бают, — заговорил Андрей Михеев, понижая голос, — богатеи промеж себя: «А он, — это про вашу милость, значит, — как приехал, тогда еще сказал: не будет у меня богатых».
Толпа насторожилась и пытливо уставилась на меня.
— Я никогда этого не говорил. Я сказал, что у меня бедных не будет. Напротив, богатого мужика я уважаю. Если он богат, значит он непьющий, заботливый, трудолюбивый. Только не хочу я, чтобы он богател, отнимая у бедного. С земли бери что больше, то лучше, выхаживай ее. Тут ты сразу возьмешь сорок — пятьдесят пудов лишних, но не выжимай последней копейки у бедного.
— Видишь, что байт, — заметил добродушный Прохор.
— А сказывают, быдто земля наша не принимает навоз, — сказал Петр Беляков. — Нужен, ишь, навоз песчаной земле, а наша черная.
— Ты вот черный, а я русый, у обоих брюхо, и оба мы есть хотим. Так и земля: всякой навоз нужен, только песчаной чистый нужен, а черной — соломки побольше, потому что в черной силы и без того много, да только не перегорает она, как следует, от навоза же она горит лучше. Для этого же ее нужно почаще перепахивать.
— Этак и станем пахать да пахать, а другие работы?
— Поменьше сей.
— На что уж мало сеем.
— Вот в прошлом году я двоил, — говорил староста, — а Федька Керов в одноразку пахал. У него непрорезная рожь, а у меня вовсе плоха.
— То-то оно и есть, — заметил Федор Елесин. — Паши ты ее хоть по пяти раз, а не даст бог, ничего не будет. А раз вспаши, да с молитвой, откуда что возьмется.
— Молится-то ведь и худой, и хороший, и ленивый, и прилежный, кого же бог слушает больше? — спросил я.
— Всех слушает, — сурово заметил Федор. — Разбойника в последнюю минуту и то послушал.
Я невольно смутился.
— По-твоему, что хороший, что худой — одна честь?
— Не по-моему, а по-божьему, — кто как может.
— По-нашему, бают старики, — заметил молодой рябой Дмитрий Ганюшев, — бог даст — ив окно подаст. Захочет — и на несеяной уродит.
— Ну так вот, не паши свой загон, — заметил я. — Посмотрю, много ли у тебя уродит.
— А что ж? — вступился Федор. — Лет пять назад посеял я рожь. Убрал. На другой год не стал пахать — болен был, прихожу на поле, ан, глядь, у меня непролазный хлеб, — падалицу дал господь.
— То-то вот оно и есть, на все божья воля: волос с головы не упадет без его святой воли.
— Против этого я не спорю. Только я говорю: бог труды любит. В поте лица своего добывайте хлеб свой. Для трудов и на землю мы пришли, так и надо трудиться… Только за труд и награда от бога приходит, а помрем, тогда и за добрые свои дела награду получим.