Эймон нахмурился.
— Разве, кроме тебя, нет больше никого, кто бы выполнил эту работу? — нахмурившись, спросил Эймон, не разделяя ее шутки.
— Мне помогают две девушки, но к этому времени они уходят, поэтому этим занимаюсь я.
— Одна?
— А что тут такого? — удивилась Колин. — Я беременная, а не инвалид. К тому же мне полезно двигаться.
— Но не катить тяжеленную тачку.
— Тебе об этом сказали недавно, забыв сообщить мне?
— Просто здравый смысл.
Лошадь успокоилась и потянулась к нему.
Эймон засунул руки в карманы, расставил ноги, словно готовясь отразить атаку.
Колин рассмеялась.
— Если я скажу, что Боб не кусается, я совру. Но если ты будешь держать руки в карманах, он подумает, что у тебя там еда.
Эймон вытащил руки и протянул руки лошади ладонями вверх. Боб обнюхал их и, убедившись, что они ничем вкусным не пахнут, потерял к нему интерес.
Колин подцепила вилами грязные опилки и положила их в тачку, стоящую поперек двери.
— Боб, назад, — негромко сказала она.
Лошадь подчинилась ее уверенному и спокойному голосу.
— Я скоро закончу, — не прекращая работать, обратилась она к Эймону.
— Мне не нравится, что в своем положении ты занимаешься тяжелым трудом.
— Благодарю за заботу, но я ведь еще жива? И вряд ли сегодня рассыплюсь.
— Ты всегда так упряма?
Колин прикрыла пол опилками и посмотрела на него, изогнув бровь:
— А что, ты забыл?
— Вот чего я не забыл, так это того, что раньше ты была как иголка в заднице.
— И такое было, — перебила она его и рассмеялась.
Он вытащил тачку в проход. Прежде чем выйти из стойла, Колин ласково потрепала коня по шее.
— Если уж я не могу заставить тебя бросить это занятие, тогда я буду толкать тачку.
Он едва не улыбнулся, заметив, как при этих словах ее подбородок задрался кверху, а глаза ярко блеснули.
— Спасибо, конечно, но я могу справиться с этим сама.
— Верю. Но все же давай поторопимся. Что-то прохладно здесь.
— Да, не так, как на Борнео.
— В Перу, — поправил Эймон, толкая тачку и не сумев удержаться от улыбки.
Дойдя до следующего стойла, Колин открыла дверь и велела:
— Назад, Мэг.
Кобыла отступила.
Эймон развернул тележку поперек и заметил:
— Даже не верится, что они тебя слушаются.
— Знают, кто здесь хозяин.
— Надеюсь, ты понимаешь, как это рискованно в твоем положении, — сказал он, наблюдая за ней и перемещениями лошади.
— Работа с лошадьми всегда несет некоторый риск и не зависит от моего положения.
Это он знал по своему опыту. Когда его мать неудачно упала с лошади, ему было десять лет. Это был первый раз, когда она сидела верхом. Он стал и последним. Ему еще не исполнилось и пятнадцати, как она уехала, так и не сумев полюбить лошадей, как того хотелось ее мужу. Воспоминание воскресило старую боль. Чтобы заглушить ее, он спросил:
