Лорда Рейнекорта больше не волновало, что его руки могут причинить жене боль.
— Думаю, стоит напомнить вам, что вы носите под сердцем моего ребенка, возможно, будущего наследника и продолжателя нашего рода.
Губы молодой женщины вытянулись в тонкую линию. Глаза негодующе засверкали.
— У меня тоже есть права.
Леди Беатриса начала неистово вырываться, пока муж не выпустил ее из своих медвежьих объятий. Тихо выругавшись, он отстранился. Искушение отвесить жене хорошую оплеуху было таким сильным, что лорд Габриель решил держаться от Беатрисы на расстоянии. Прежде он никогда не бил женщин, и ему совсем не хотелось начинать с собственной жены.
Граф потер лицо рукой, желая вернуть себе ясность мысли и хладнокровие.
— Выйдя за меня замуж, вы признали мои права. Я ваш муж и господин. Все мои распоряжения должны быть для вас непреложным законом.
Женский смех эхом разнесся по комнате.
— Вы больше похожи на пьяного задиру, чем на человека, за которого я выходила замуж. Если бы я знала об этом заранее, то ни за что на свете не согласилась бы стать вашей женой.
Габриель направился к ней. Леди Беатриса испуганно пискнула и, отпрянув, прижалась спиной к стене.
— Мне следовало бы раньше разглядеть злобную мегеру, которая скрывалась за смазливым девичьим личиком. Если бы я был предусмотрительнее, то ни за что на свете не залез бы к вам под юбку. Что ж!.. Теперь мы навечно связаны.
— Чушь собачья! — выпалила Беатриса.
От неожиданности Габриель замер, не отваживаясь прикоснуться к ней. Выскользнув из угла, в который загнал ее муж, молодая женщина устремилась к окну.
— Мы не связаны навечно, граф Рейнекортский! Я сама позабочусь об этом, если у вас не хватает мужества принять решительные меры.
Габриель никогда всерьез не рассматривал возможность развода. Это было не в его правилах.
— Развод? Вы не шутите? — насмешливым тоном произнес он. — Дорогуша! У вас нет ни единого повода требовать у меня развод.
Леди Беатриса закусила нижнюю губу, изучая лицо мужа сквозь завесу полуопущенных длинных ресниц.
— Возможно, и нет, — хитро улыбнулась она. — Но у вас-то, по крайней мере, есть.
Что-то в выражении красивых, но колючих глаз подсказало Габриелю, что она говорит чистую правду. Стены комнаты зашатались. Он ослабил тугой узел галстука.
— О чем вы?
— Мне неприятно говорить вам об этом, милорд, — тень сожаления промелькнула на ее лице, — но вы не оставили мне иного выхода. Ребенок, которого я ношу под сердцем, не ваш.
