Мысли перетекли на рассуждения главврача в Плеханово об унижениях детей и домашнем насилии. На слова ее недавнего подопечного Савченко о своей ненависти к отцу, как тот в детстве его методично бил с толком, с вразумлениями. Бил до тех пор, пока сын не начинал мочиться прямо в штаны. Бил, чтобы потом стыдить сына за слабость. Врач прав, - кто после этого остался бы нормальным? И кто бы мог подумать, что этот обычный с виду ребенок вырастит в человека без вредных привычек, семьянина, который при этом в свободное от работы время будет душить, а потом расчленять тела своих жертв? Жена и коллеги до сих пор верят в его невиновность. Кира не без содрогания вспомнила, как после длительных допросов Савченко не без гордости стал выдавать такие подробности, от которых волосы на голове шевелились у всех присутствующих, называя при этом себя слабохарактерным. Савченко утверждал, что в садизме есть нечто возвышенное, недоступное обычным людям. Что только там он чувствует себя самим собой. Что только так он получает сексуальное удовлетворение…
В комнату вошла мать, тоже подошла к окну. Взглянула вниз, на копошащихся детей и мотнула в их сторону головой.
- А ты мне когда таких же народишь?
- Не знаю, мам. Не спрашивай…
- Что ж не спросить то? Что у тебя с Виктором?
Кира нахмурилась и буркнула недовольно:
- Ну, не хочет он семью больше. Понимаешь? Может, боится… У него такой тяжелый развод был!
- Уж сколько лет прошло?! Пора бы уж перестать мучиться и тебя мучить… А сколько Виктору сейчас?
Дочь прищурилась, вспоминая.
- Сорок шесть. Да, точно.
- И чего ждешь? Любишь его – рожай. Сколько можно увлекаться преступниками? Пора увлечься кем-то еще…
- Ничего не буду с него спрашивать! Захочет – сам предложит!
Мать неодобрительно покачала головой и решила вскипятить чайник. В кране зашумела вода. А Кира подумала о том, сколько ее мать, врач – терапевт по специальности, за всю жизнь сделала для людей хорошего. Ей самой и не снилось… Она сама… Чтобы сделала она сама… Что-то тревожно мельтешило в сознании и никак не хотело всплывать на поверхность. Сбивало общий плавный поток. Неожиданно резко Кира обернулась и спросила:
- Мам! А чтобы ты сделала, если бы до смерти ненавидела себя? Считала себя ничтожеством хуже некуда. Ну, такая какая есть? Или тебя в этом основательно убедили?
Серые глаза внимательно уставились на дочь.
- Попыталась бы покончить с собой, наверное. Или со своим прошлым.
- Хм… Обрезала бы старые хвосты? Сбежала?
