По вечером в шатер стали приходить люди, прослышавшие о необычайном происшествии. Они смотрели на улыбающегося Пеликена, и лица их светлели. Говорили:
— Живой Пеликен. Пришел.
Значит, теперь улыбаться стал.
— Надоело ему хмуриться.
С тех пор в шатер часто забегали и взрослые, и дети. Особенно если обида или горькая печаль лежали у кого-нибудь на душе. Посмотрит такой человек на Пеликена, пожалуется тихонько ему и вскоре сам начинает улыбаться.
Но старики, покачивая головами, говорили:
— Не к добру это.
Разве кто-нибудь раньше видел Пеликена улыбающимся? Никто его таким не видел…
— Быть большой беде!
И вскоре их пророчества сбылись. Солнце похитил злой Онкой, а силачи племени, вступившие с ним в битву, потерпели жестокое поражение и только чудом вернулись в родные шатры благодаря заступничеству Белого Шамана.
Первая звезда упала с неба!
Трудное занятие — думание. Акака высказал глупую мысль. У нас нет ничего хорошего
Эмемкут собрал важных людей в своем шатре.
Долго молчали все. Курили. Ждали. Очень трудное занятие — думание!
— О сироте все рассказано? — спросил, отдуваясь, Эмемкут.
— И этого достаточно, — с достоинством ответил Кумак. Он один сидел, не снимая шапки. И все сразу заговорили.
— Отказаться выполнить волю самого важного человека! — сокрушенно вздохнул, воздевая сухие руки, Тро.
— Только его несерьезностью и глупостью объясняю я это, — рассудительно заметил Мэмэрэнэн.
Все вздрогнули — думали, что он просто дремал с открытыми, а может, закрытыми, сразу не разберешь, глазами.
— Смех! Много беспокойства приносят нам его насмешки! — злобно выкрикнул Акака.
— Не зря лик доброго Пеликена отныне обезображен улыбкой, — вкрадчиво вставил Кумак. Его собственное лицо, застывшее в жестокой гримасе и напоминающее тщательно заточенный разделочный нож, улыбка никогда не обезображивала. При этой мысли у собравшихся пробежал по спинам мороз.
— Может быть, обиделся на нас Пеликен? — как всегда, высказал самую глупую мысль Акака.
Посмотрели на него с плохо скрытой жалостью. Эмемкут счел нужным терпеливо разъяснить ему:
— Если бы обиделся, рассерженным стал бы его лик.
— Значит, рассмешили его чем-то при рождении! — не сдавался Акака, и эта мысль показалась остальным не такой уж глупой.
— Айван рассмешил, кто же еще! — возмущенно задвигался Мэмэрэнэн. — Негодный сирота нарушил правило молчания при рождении Пеликена. Наверное, смеялся, негодник!
Все смотрели друг на друга. Как они раньше не догадались!
