Появление в непосредственной близости от их столика мрачной фигуры Григория вызвало некоторое смятение у веселящейся парочки. Аркаша подобрал свои руки ближе к туловищу, но расслабленной позы не изменил, и даже изобразил нечто вроде приглашающего жеста. Ниночка поправила воротничок блузки, чуть-чуть побледнела и напустила на себя непривычную самоуверенность. Даже демонстративно закинула ногу на ногу и обхватила коленку сцепленными руками, - совершенно нехарактерная для нее поза.
- Нина, можно тебя на минуточку? - подчеркнуто не замечая Аркашу, отчеканил Григорий. Голос получился каким-то стеклянным, по-детски звонким; хорошо еще - "петуха" не дал. Ниночка сделала было движение - встать, подойти, - но тут же снова откинулась на спинку стула.
- У тебя что-то срочное? Давай попозже как-нибудь... Или что-нибудь случилось?
В голову бросилась тупая ярость, и Григорий чуть не зарычал, свирепея. "Что-нибудь случилось?"
- Нет. Ничего. Не. Случилось.
Он сдержался с большим трудом. Повернулся и пошел. И, кажется, даже не припадал на больную ногу, - так старался держаться прямо.
В спину что-то неразборчиво пробубнил аркашкин голос, а вслед за ним - ниночкин короткий смешок. Подленький такой, словно прыснула, не сдержавшись, прикрыв рот ладошкой. Григорий даже вздрогнул, как от удара, прибавил шаг. Почти пулей вылетел из дверей кафе и квартала два шагал, уже сильно хромая, не замечая, что держит шапку в руке, и волосы уже заиндевели.
И вот в тот самый день, сидя на изобильно украшенном рисунками и надписями широком подоконнике около закрытой раздевалки, он достал из сумки плотно исписанную мелким почерком толстую тетрадь, на клеенчатой обложке которой было аккуратно выведено "Дневник". Открыл страницу, на которой прыгающими от переполнявшей его тогда радости буквами было написано: "Нина! Нина, Ниночка, жизнь моя..." . И перечеркнул последние слова черным фломастером, жирной, неровной чертой.
Тетрадь вернулась в сумку.
Не хотелось ничего.
Ехать домой?
После обеда должна была вернуться с "суток" мать; значит, сейчас она спит на диване, плотно укрывшись покрывалом с гришкиной кровати, и телевизор включать нельзя. Почему-то всегда мать, придя с дежурства, не раздеваясь, укладывается в гостиной, а не у себя.
Они так живут с Гришкой в своей двухкомнатной квартире: одна комната у них считается гостиной, и там стоит большой круглый стол, диван и телевизор. Еще имеется стенка с небольшим собранием книг и видеокассет, стопками постельного белья и разной бытовой дребеденью.
