Наконец, они остановились, Джейн оказалась лежащей плашмя на спине, а виконт Бакли сверху. Они хохотали, как дети, а потом одновременно смущенно замолчали. Глаза мужчины уставились на рот девушки, а она на него. Но только на мгновение. Жизнерадостный смех молодежи привел их в чувства, и они энергично вскочили и стали, смеясь вместе со всеми, отряхиваться от снега.
Джейн вся горела изнутри. Если бы только, думала она бесстыдно, если бы только вокруг никого не было. Если бы только он поцеловал ее снова. Только один раз. Еще один поцелуй, чтобы хранить его в памяти всю оставшуюся жизнь.
О, она на самом деле стала жадной, строго укорила она себя. Она, что, никогда не удовлетвориться тем, что имеет?
Внутренний голос ответил ей. Больше нет. Больше — никогда.
Но пришло время брать Веронику за руку — пора было возвращаться в дом.
* * *
Виконт Бакли отправился наверх, чтобы переодеться в вечерний костюм, в то время, как молодежь увлеченно играла в гостиной в шарады, а Джейн скромно устроилась в углу с Вероникой и ее новой куклой, а так же кошкой из кухни, требующей свою долю внимания, совершенно при этом не обращая внимания на окружающий веселый гомон. Он и так слишком задержался с ними внизу, неохотно покидая собравшееся общество, несмотря на визги девочек и громкий смех мальчиков, хотя еще несколько дней назад он стремился избежать подобного любой ценой. Но больше задерживаться он не мог, если хотел вовремя попасть на обед к Оксиденсам.
Все же, несмотря на то, что ему следовало торопиться, он стоял и неподвижно смотрел в окно, уже после того, как его камердинер проявил удивительные способности в завязывании его шейного платка и помог натянуть синий фрак, облегающий, согласно моде, его тело, как вторая кожа. Он стоял, пристально глядя сквозь сумерки на снег, в то же время ничего не видя за окном.
А видел он Веронику в ее рождественском подарке: красной шляпке с завязанными под подбородком лентами и муфточке. Он видел ее розовощекой, ясноглазой, смеющейся и нетерпеливо дергающей его за руку. Со взглядом и поведением обычной четырехлетней девочки. И он думал, как будет на следующей неделе или через неделю, когда она уедет, чтобы жить в другой семье.
Он останется одиноким. Он будет горевать о ней всю свою оставшуюся жизнь. И, если в словах Джейн содержится правда, то он поступит не так, как будет лучше для Вероники.
Джейн! Ее он тоже видел: оживленной, хихикающей — да, хихикающей! — и красивой. Ах, как же красива его чопорная скромница Джейн. И о ней он будет думать долгими неделями, когда она вернется с Деборой в школу мисс Филлипотс, чтобы снова вести свою безрадостную жизнь, полную тяжелой работы и одиночества. Ее никогда не обнимали, не целовали, не любили, так она сама сказала… Но она не старалась вызвать к себе жалость, а всего лишь пыталась спасти Веронику от такой же судьбы.
