.
Таким образом, Сиполс уже пробил брешь в стене отрицания, которую советские историки с наступлением периода гласности быстро заполнили дополнительным содержанием. В начавшихся поисках, касавшихся формы и существа достигнутых в тот период договоренностей, камнем преткновения сразу же стал вопрос о подлинности пока единственного известного текста секретного дополнительного протокола, заснятого Карлом фон Лёшем на пленку в 1944 г. вместе с другими важными документами, подлежавшими уничтожению. Снимки немецкого альтерната этого протокола (на русском и немецком языках) хранятся в политическом архиве министерства иностранных дел в Бонне[70]. Сложности с признанием подлинности сфотографированного документа усугублялись и тем, что подписавший его Молотов — на фоне отказа советской стороны обсуждать этот протокол на Нюрнбергском процессе — наложил на советскую дипломатию того времени обет молчания[71]. По этой причине советским дипломатам труднее, чем историкам, давалось постепенное признание подлинности протокола. Статья Валентина Фалина[72], а также его выступления в организованной Агентством печати «Новости» в августе 1988 г. в Москве дискуссии на тему «Европа перед второй мировой войной»[73] отражали агностическую позицию.
Первым из советских историков за безусловное признание подлинности этих документов высказался в конце сентября 1988 г. в газете «Советская Эстония» Юрий Афанасьев[74]. К этой точке зрения присоединились М.Семиряга[75], В.Кулиш, Х.Арумяе. В первые месяцы 1989 г., знаменующего 50-ю годовщину трагической даты 23 августа 1939 г., ряд советских дипломатов и ученых-историков, занимающихся этими вопросами, сошлись во мнении, что в отсутствие подлинников документов можно по крайней мере констатировать, что предыстория, дальнейшие события и более поздние советские публикации свидетельствуют об обоюдном точном соблюдении той линии раздела, которая указана в единственной известной копии (предполагаемого) протокола. Эта точка зрения была обоснована начальником Историко-дипломатического управления МИД СССР Ф.Н.Ковалевым[76] в откровенной дискуссии на заседании Комиссии ЦК КПСС по вопросам международной политики 28 марта 1989 г. Советско-польская комиссия историков в своих предварительных выводах в мае 1989 г. также указала на то, что «последующее развитие событий и дипломатическая переписка (дают) основание заключить, что договоренность, касающаяся сфер интересов двух стран (примерно вдоль линии рек Писа, Нарев, Висла, Сан), в определенной форме была достигнута в августе 1939 года»
