), что, по мнению СССР, сделало бы войну невозможной и таким обходным путем решило бы проблему безопасности России в Прибалтике, означали окончательный отказ советской стороны от всяких усилий по налаживанию двусторонних отношений. Как и следовало ожидать, эта попытка также не имела успеха.
В конце лета 1934 г. Советское правительство, действуя в условиях царивших в Москве гнетущих предвоенных настроений, приняло первые ощутимые меры по обеспечению внутренней безопасности и предупреждению casus belli: оно ввело регистрацию и «паспортизацию» всех проживающих в СССР немцев и постановило с 1 января 1935 г. выселить советских немцев из западных приграничных областей, заблаговременно «нейтрализуя» тем самым потенциальную «пятую колонну»[11].
Эти и другие внутриполитические мероприятия, явившиеся началом «большой чистки», сопровождались коренной внешнеполитической переориентацией. Теперь Сталин использовал сами по себе хотя и слабые, однако при известных условиях перспективные для создания системы «коллективной безопасности» возможности Лиги Наций, вступив в нее 18 сентября 1934 г., и вошел — не в последнюю очередь под впечатлением введенной в Германии 16 марта 1935 г. всеобщей воинской повинности — в более трудный и менее удовлетворяющий в политическом плане союз с Францией (2 мая 1935 г.) и Чехословакией (16 мая 1935 г.)[12]. По мнению министерства иностранных дел Германии[13] и особенно ее дипломатии в России, именно тогда «закончилась политика свободы выбора, политика неприсоединения, которая до тех пор представлялась Советскому Союзу желаемой целью»[14].
Тот факт, что Советское правительство, несмотря на злобные выпады нового германского правительства против большевизма и на открытую пропаганду ревизионистских восточных планов Гугенберга и Розенберга, так долго занимало выжидательную позицию, объясняется отчасти подспудной активностью министерства иностранных дел и германской дипломатии в России. И хотя пока нет достоверных доказательств того влияния, которое они через Нейрата оказывали на нового канцлера Германии в первые три года его правления с целью по меньшей мере формального сохранения добрососедских отношений[15], создается впечатление, что поначалу Гитлер позволял склонять себя к сдержанности. Вместе с тем бросается в глаза некоторая переоценка собственных возможностей сотрудниками министерства иностранных дел — бывшим статс-секретарем Бернхардом Вильгельмом фон Бюловом и последовательно сменявшими друг друга руководителями восточного отдела министерства Рихардом Майером
