— Стало быть, мистер Гардиман хорошо обо мне отзывался? — весело рассмеявшись, отвечала она. — Вот и славно! Очень даже любезно с его стороны. Надеюсь, вы не ревнуете, мистер Моуди?
Моуди же, в его теперешнем состоянии, был совершенно неспособен делать скидку на молодость, беспечность, в конце концов, просто хорошее настроение собеседницы.
— Мне ненавистны ваши воздыхатели, кто бы они ни были! — пылко воскликнул он.
Изабелла с непритворным изумлением взглянула на своего странного поклонника. То ли дело мистер Гардиман — тот во всем обращался с ней, как с настоящей леди.
— Какой вы чудной! — сказала она. — Шуток не понимаете. Я же совсем не хотела вас обидеть.
— Обидеть вы не хотели, о нет! Вы нарочно хотели меня помучить!
Румянец на щеках Изабеллы сделался ярче. Вся ее веселость разом пропала, взгляд посерьезнел.
— Не люблю, когда мне бросают обвинения, которых я не заслужила, — сказала она. — Я ухожу. Будьте любезны меня пропустить.
Наговорив лишнего, Моуди совершил уже одну оплошность. Теперь он желал лишь примирения — но и тут оплошал. Видя, что девушка и впрямь собирается уходить, он грубо схватил ее за руку.
— Опять вы убегаете от меня! — сказал он. — Неужели я вам так противен, Изабелла?
— Я запрещаю вам называть меня Изабеллой! — вырываясь, сердито отвечала она. — Пустите меня! Мне больно.
С горестным вздохом Моуди отпустил ее руку.
— И как с вами говорить — не знаю, — просто сказал он. — Сжальтесь надо мной.
Будь у дворецкого хоть мало-мальский опыт в общении с юными, как Изабелла, дамами, он ни за что не стал бы так прямодушно и в такой неподходящий момент взывать к ее состраданию.
— Сжалиться? — презрительно переспросила она. — И это все, о чем вы можете попросить после того, как чуть не вывихнули мне руку? Да вы просто медведь!
— Зачем же все время насмехаться надо мной? — вскричал он. — Вы ведь знаете, что я люблю вас всей душой! Сколько раз я просил вас быть моей женой — вы только смеялись. По-вашему, это все шуточки? Господи, чем я заслужил такую пытку? Нет, это невыносимо! Я сойду с ума!..
Глядя в пол, Изабелла носком изящной туфельки обводила узоры на ковре. То же самое он мог бы повторить хоть на древнееврейском наречии — и с таким же успехом: из сказанного она поняла бы ровно столько же. Сильные чувства, коих она сама явилась невольной причиной, лишь пугали и озадачили ее.
— Боже мой, — вздохнула она, — неужели трудно поговорить о чем-нибудь другом? Почему нельзя просто быть друзьями? Простите, что я об этом говорю, — кокетливо улыбнувшись, продолжала она, — но ведь по годам вы вполне могли бы быть мне отцом.
