— Я вас не побеспокою? — спросил он нижнего.
Тот не ответил, и Гена с максимальной осторожностью подался вниз. Заглянул в служебное купе.
— Девушка, я хотел стаканчик…
— Начинается! — сказала проводница.
— Вы не так поняли. У меня минеральная.
Гена почувствовал, что его не выгонят, сел и стал объяснять, куда и зачем едет.
— Ну что же, — сказала проводница, — главная задача — на поминки не опоздать.
— Поминки меня не волнуют, — покачал головой Гена. — Просто хорошая женщина была… Я уважаю женщин, они труженицы. Вот вы, например…
Он просидел у проводницы за полночь, получил крепкоге чаю. Взять деньги за сахар она отказалась.
— У вас горе, не хватало еще, чтобы я с вас копейки какие-то получала.
Гена вернулся в вагон и попытался настроить себя на настоящую грусть, представить, что у него действительно горе, — нечего бродить по вагону и мешать спать людям, которые и так находятся здесь без особых удобств.
Проводнице Гена сообщил, что у него умерла тетка. А на самом деле это было совсем не так: даже и не дальняя родственница. Для Гены гораздо выгоднее было бы сказать правду, поскольку человек выглядит благороднее, если едет за тысячу с лишним верст отдать последний долг чужому человеку. А хоронить теток и вообще родственников обязан каждый.
В боковом кармане курточки у Гены лежала срочная телеграмма, которую доставили ему вчера поздно вечером. Дверь открыла теща, она, бедная, впопыхах халат надела наизнанку.
— Иди, Геннадий, а то я ничего не пойму, — сказала она упавшим голосом.
Понять, что в телеграмме, было действительно нелегко. Отправитель на срочность денег не пожалел, а на количестве слов явно сэкономил: «Связи кончиной прибыть безотлагательно Наймушин».
Гена все-таки понял, чья кончина. Умерла Матрена Яковлевна Наймушина, у которой он прожил на квартире что-то около двух лет.
В 1972 году Гена окончил профтехучилище и на работу попал в поселок Бабурино, на завод минеральной ваты. Детство его прошло в школе-интернате, отрочество и первые годы юности в общежитии профтехучилища, поэтому казенные койки вызывали в нем что-то вроде аллергии. Он и пристроился к Матрене Яковлевне за пятерку в месяц. Это, конечно, были не деньги, но даже и при этих условиях Гена порой ухитрялся своей хозяйке задолжать. Что касается Матрены Яковлевны, то она его пустила явно не из-за пятерки. Дом у нее был большой, с надстройкой, ветшающий с каждым годом и давший косину на северный, холодный бок. Жила она в этом доме совсем одна. Завод минеральной ваты, на котором Матрена Яковлевна проработала почти сорок лет, предлагал ей комнату в новом типовом доме, но она всячески открещивалась.
