Она стала скидывать с себя одежду, слыша, как Джейкоб ушел в ванную и закрыл за собой дверь. Возможно, чтобы, посмотрев в огромное зеркало, спросить себя, не сошел ли он с ума.
У тебя, по крайней мере, есть физическое отражение, подумала она. Мысленное может быть значительно страшнее.
* * *
Он сходил с ума. Джейкоб скинул одежду, сложил вещи на комод и посмотрелся в зеркало. Что-то выпало из этого сценария, словно не хватало больших кусков головоломки, словно ему дали лишь часть пьесы, почитать перед репетицией. Доступ в это помещение, к примеру. Ни один вампир, о котором он слышал, не имел телекинетических способностей, не говоря уж о превращении пола и ковра в лестничный пролет. Это не была иллюзия. Он ходил по этому участку пола и не чувствовал, не видел ничего, что указывало бы на существование огромного помещения под ним.
Лисса настроилась заставить его подчиниться на множестве уровней, и сексуальный был наименее значимым. Джейкоб не был глупцом, он знал, что это лишь проход к более глубоким слоям личности. Может быть, если бы он понял, что она все же дала ему некоторые ответы, он бы чувствовал себя не так неуверенно. У него никогда не было такой каши в голове, и все, что он знал о вампирах, язвило его разум.
Ты понимаешь, смертный, что я могу разорвать тебя надвое…
Он отвернулся от своего отражения и открыл дверь. Гидеон всегда говорил, что Джейкоб пагубно импульсивен. Ну и пусть он окажется прав.
Лисса ждала его в рубашке из прозрачного черного кружева, под которой, конечно, ничего не было. Он видел ее соски, половые губы, все изгибы и выпуклости, стройные ножки, принявшие провоцирующую позу. Она продела руки в браслеты наручников, а ноги — в расстегнутые кандалы. От ее позы у Джейкоба пересохло во рту, а его член встал, распаленный затопившей его похотью — когда Лисса облизнула губы, показывая небольшие клыки. В ответ его шея запульсировала ниже того места, где она его кусала. Черные волосы Лиссы свободно свисали до талии, смешиваясь с черными кружевами, как шелковая занавеска на дразняще просвечивающей ширме.
— Иди ко мне.
Чувственно раскинутые руки и ноги и то, как она смотрела, говорили, что он видит перед собой хищника. И совершенно ясно, кто здесь добыча.
Но он шел вперед, и ее жаркий взгляд притягивал его, как липкие тенета паутины.
Голод его усилился, когда он достиг ее, а она не высвободилась. Наоборот, когда он наклонился, положив ей руки на бедра, от которых его отделяло лишь тонкое кружево, она потянулась к нему так, будто была прикована.
