Однако вот это — он глянул на браслеты, ощутил ноющие мышцы — на самом деле не вписывалось в его картину.
Он заставлял себя думать, невзирая на боль, остаточную панику, ярость и неослабевающую похоть. Ему еще много надо узнать о мире Лиссы. Но в конце концов ей захочется, чтобы он был свободным. Он чувствовал это. Он это знал.
Ему надо заслужить ее доверие. Может, тогда она станет его уважать его. Свернется в его объятиях и спокойно уснет, зная, что он о ней позаботится.
* * *
Мистер Ингрем сидел на табурете, развернув вчерашнюю газету. Перед ним была пустая тарелка из-под яичницы, которую приготовил ему Джейкоб. Заканчивая чтение каждого разворота, Ингрем аккуратно складывал его справа от себя. Лисса подумала, всегда ли он такой скрупулезный или он так пытается предотвратить панику — его оставили без инструкций и указаний, зато под впечатляющей охраной из волкодавов. Кухня была любимым помещением собак. Бран приветственно поднял голову, но не двинулся с места. Пол был словно застелен длинными ворсистыми ковриками, разбросанными так, что при падении они приняли формы собак. Радио было оставлено на предпочитаемой Лиссой джазовой волне, и трогательная песня Расса Фримана о женщине с цыганскими глазами наполнила комнату.
— Ваш человек любезно оставил мне газету. Она отвлекала меня от мочевого пузыря, хотя, должен заметить, я уже подумывал, не воспользоваться ли чем-нибудь из утвари. Ваш главный тут все показывает зубы каждый раз, как я шевельнусь.
— Ближайшая ванная тут, в холле, — кивнула Лисса. — Пожалуйста, пользуйтесь, сколько понадобится. Бран, гуляй!
Шофер подпрыгнул на табурете, когда собаки подорвались, будто сквозь пол пропустили ток. Они проскакали к собачьей двери и вырвались наружу с поскуливаниями и рычанием. Меньше чем через секунду Ингрем и Лисса были одни.
Он прочистил горло.
— Я думаю, им тоже надо было выйти.
— Они все делают очень усердно, — сказала она с вымученной улыбкой. — Пожалуйста, идите, воспользуйтесь удобствами, а потом я хотела бы с вами поговорить. Как минимум поблагодарить вас за профессионализм. Уже давно обо мне не заботился хотя бы один мужчина, не говоря уж о двоих в одну ночь.
Он кивнул, вставая. По его скованным движениям она заподозрила, что все это время он не решался даже шевельнуться. Было похоже, что кровь у него застоялась, и не только кровь.
— Приношу извинения за то, что причинила вам неудобства, — добавила она, чувствуя укол совести. — Я этого не хотела.
