Вернемся в кабинет.
Профессор, как мы помним, сидит один, на письменном столе перед ним лежат коронарограммы Жевуского, а Жевуский лежит в операционном блоке.
По другую сторону двери, на стуле, сидит доктор Эдельман и курит сигарету за сигаретой.
Самое скверное в эту минуту, что доктор Эдельман сидит там на стуле и, вне всяких сомнений, не собирается уходить.
Почему это так уж важно?
По очень простой причине.
Из кабинета есть один-единственный выход — заблокированный присутствием Эдельмана.
А разве не может Профессор сказать: «Простите, я только на секунду», торопливо пройти мимо Эдельмана и уйти восвояси?..
Разумеется, может. Один раз он уже так поступил. Перед Рудным. И что же? Сам вернулся, под вечер, Рудный все еще ждал его в операционном блоке, а Эдельман с Хентковской и Жуховской сидели на стульях в его приемной.
Да и куда, собственно, идти?
Домой? Его немедленно там найдут.
К кому-нибудь из детей? Найдут самое позднее завтра.
Уехать из города? Пожалуй… Но в конце концов все равно придется вернуться — и тогда он застанет здесь их всех: и Жевуского, и Эдельмана, и Жуховскую… Впрочем, Жевуского, может быть, уже не застанет.
Рудный, к которому он тогда, под вечер, вернулся — жив.
И пани Бубнер, та, с кровотоком, тоже.
Ах да, мы говорили о кровотоке.
«Хорошо, попробуем». На этом мы остановились, и Профессор приступает к операции. К другой, на сердце пани Бубнер, это разные вещи, не нужно их путать. Вполне логично, что Профессор вспоминает сейчас ту операцию: чтоб самого себя подбодрить.
(Тогда тоже все им говорили: «Это же абсурд, сердце захлебнется кровью…»)
В операционной тишина.
Профессор перевязывает главную вену сердца, чтобы воспрепятствовать оттоку крови и посмотреть, что произойдет…
(Клод Век не перевязывал вены, что впоследствии вызывало правожелудочковую недостаточность, приводящую к смерти. И потому Профессор улучшает этот метод — нет, он не согласен со словом «улучшает», — он лишь ИЗМЕНЯЕТ метод Клода Бека.)
Профессор ждет…
Сердце работает нормально. Теперь он соединяет аорту с венами специальным мостиком, и артериальная кровь начинает поступать в вены.
И опять ждет.
Сердце дрогнуло. Раз, другой. Потом еще несколько быстрых сокращений и сердце начинает работать — медленно, ритмично. Голубые вены становятся красными от артериальной крови и начинают пульсировать, а кровь оттекает никто точно не знает куда, но она отыскивает новый путь: по более мелким сосудам.
Еще четверть часа в тишине. Сердце по-прежнему работает без перебоев…
