Стоял погожий осенний день. Синее небо, ели, сосны, живительный воздух. Можно было осмотреться. Одетые по форме, то есть одинаково, мы сильно различались по возрасту, роду занятий, степени интеллигентности, поведению и многим прочим качествам. Далеко не все были коммунистами. Многие, как и я, партийных билетов не имели, да и не могли иметь по своей причастности к репрессированным родственникам, друзьям и прочим категориям "политического недоверия".
— Теперь все вы — и правые, и виноватые, — как сказал нам неизменный для всякого воинского формирования комиссар, — члены единого коммунистического сообщества.
Сам он нашел эту формулу или она была найдена и цензурована на каких-нибудь верхах?
Показалась легковая машина, сделала круг по поляне и остановилась на ее середине. Из машины вышел высокий статный командир в чине полковника. Он оказался комиссаром дивизии. Мы сомкнулись вокруг него, и он начал речь. Помню ее почти дословно.
— Первым делом, конечно, здравствуйте, товарищи красноармейцы. А коли среди вас и командиры отыщутся, то и им здравствуйте. Представлюсь: я комиссар дивизии Мешков. Такая вот мягкая русская фамилия. Дивизия же моя называется Первой гвардейской мотострелковой дивизией. Можете гордиться. Хоть и не вы заработали. Молодцы, что пришли к нам на пополнение. Людишек у нас маловато, и сколько вас ни есть — все ко двору. Значит, с прибытием вас. Оставлю здесь капитана, который поможет вам разобраться. Инструкции у него яснее ясного. Бывайте.
Капитан:
— Говорят, тут у вас пулеметная команда сформировалась. Кто хозяин?
— Я, товарищ капитан. Оглядел, поморщился.
— Приказано поставить вас на охрану командира дивизии Героя Советского Союза генерал-майора Лизюкова. Довооружение на месте. Володя, проводи.
Послышался отдаленный расстоянием пушечный выстрел и вслед за ним воздушное трепетанье.
— Немец проснулся, — сказал капитан. — Пошли, ребята. Да не стройтесь вы. Не Хамовницкий плац. Стало яснее ясного. Мы попали на фронт.
Отвлекусь ненадолго ради повести о полковнике Мешкове. Разбередили воспоминания. Признаться по совести, я, как и все знакомые мне строевые офицеры, недолюбливал политруков — от мала до велика. И я, разумеется, вместе с теми, кто за отмену всего этого противоестественного института. Но сейчас речь о комиссаре Мешкове.
В окопы он не ходил, дальше штабов не ездил. Так что увидел я его уже на должности помощника начальника штаба полка летом 1942 года. Под Юхновом.
