Тишина стояла такая, напряжение было столь велико, что пулеметные очереди вызывали порой раздражение. Одни, совсем одни. На всем белом свете.
У дороги, ведущей вниз, в мир людей, стояла какая-то странная соломенная башенка, невесть как и зачем сооруженная. Мы еще застали в ней офицера, сидевшего на корточках и переговаривавшегося по рации… Каждый в то время шифровал свою речь как мог, и случайному человеку она должна бы казаться бредом: снаряды, например, назывались у нас "огурцами", подразделение "хозяйством такого-то" и т. д. Между тем немцы были далеко не идиотами и "читали" эти шифровки так же просто, как и мы сами. Пленные нередко употребляли наши же выражения.
Подойдя к будке, я услышал тревожное:
— Пришли, пришли… располагаются… небогато живут… на тройках не разъедешься… шарабаны при них, да упряжь коротка (патронов было и в самом деле впритык)… Настроение мое может не нравиться, как бы потом не пожалеть… Ну, я собираю… Не о чем мне с ним толковать, он и сам не дурак (это, наверно, обо мне)… Когда-то еще будут… Курочка в гнезде… Дай-то бог… Доложи, что я собираю рацию… Темнеет… Все они верно делают…
Разговор этот тревожил, и я удалился.
Когда вернулся, будка была опрокинута, офицер, как мне сказали, "убрался вон", как он этого страстно желал. Мне так и не сказал ни единого слова. Ни здравствуй, ни прощай. Мы подняли будку, кое-как установили, и она сделалась новым КП.
Ближе к утру, то есть к наиболее вероятному часу атаки, взводы стали все ближе и ближе подбираться к будке, как если бы в ней — спасение. Поначалу я решил было остановить эти маневры, но передумал. И расположил пулеметы — посовещавшись со взводными — центрически. Защищая себя, мы защищали бы все самое важное на нашем пространстве, и особенно выход вниз, к нашим частям, быть может, уже, впрочем, удалившимся.
Внезапно все переменилось, солдат из боевого охранения прибежал взволнованный: немцы!
И действительно, выйдя из будки, я заметил некое подобие колонны, движущееся снизу вверх, с нашего тыла. Уже и говор доносился.
Взяв с собой пару солдат с автоматами и повернув в тыл два пулемета, пошел я навстречу неведомо кому, переложив парабеллум из кобуры за пазуху, в промежуток между крючками шинели, как мы это обычно делали в подобных ситуациях.
Колонна была уже хорошо видна. Говор был неразборчив, но явно не русский.
— Колонна, стоять! Направляющий, ко мне!
Приказ оказал должное действие, и в этот момент я вспомнил об обещанной нам замене.
