В дверь снова стали громко бить. Куда они так торопятся? Думают, что я скорый поезд?
Чтоб они сдохли, те кто приходят к тебе по ночам и пинают твои двери ногами. Сколько времени, вообще, сейчас? И какое число?
Чтоб у них отвалились ноги.
– Привет, – сказал Генка, когда я открыл дверь. – Ну и рожа у тебя, Шарапов.
Я хотел посмотреть на себя в зеркало, но потом вспомнил, что отнес его к Ольге дней десять назад. Или двенадцать.
– О, как тут у нас все запущено, – сказал он, проходя в комнату. – Пациент скорее мертв, чем жив. А я думаю – чего ты двери не открываешь.
– Садись вон туда.
– Да нет, командир. Я лучше пешком. Жена только-только мне эти джинсы купила.
– Пошел ты, – сказал я, снова опускаясь на пол.
– Что, совсем никакой?
– Отвяжись, говорю. Не видишь – мне плохо.
– Вижу. Давно забухал?
– Не знаю. Недели две. Какое сегодня число? И вообще – ты почему ночью приехал? Сейчас ведь еще ночь?
– Ну ты даешь, командир. Девять часов вечера. Я тебе, между прочим, звоню уже два дня. Что с телефоном?
Он нагнулся над телефонной розеткой и поднял оторванный шнур.
– Понятно. Внешний мир надоел?
– Отвяжись.
– А я вчера позвонил этой твоей соседке, Светлане…
– Ольге.
– Да мне без разницы. Она сказала – ты загулял. Стучала к тебе. Говорит – все бесполезно.
– Я не слышал.
– Ясен перец. Я сам чуть кулаки себе не отшиб. Короче, давай, поднимайся. Будем марафет наводить. Я у тебя переночую, а завтра заскочим за Пашкой и поедем в Москву. У него машина сломалась, а со мной он в одном джипе без тебя не поедет. Ты же знаешь про эту херню.
Я с трудом поднял голову.
– А на фига нам в Москву? Вы что, помириться решили?
Он уставился на меня и молчал несколько мгновений.
– Ну ты даешь. Так ты не знаешь еще ничего? Пашка тебе не звонил? Ты когда телефон оторвал? Он тебе не звонил, что ли?
Я приподнялся и сел перед ним на полу. В голове – благовест как на Пасху.
– Кто-то звонил, но я не стал говорить. Голова сильно болела.
– Ну ты даешь. Серега пропал, а ты ни фига не знаешь. Завтра поедем его искать. У тебя там водка еще осталась?
