Несчастной городской жительнице типа меня редко выпадает случай окунуться в кристально-чистую стихию природы. Я звенела восторгом, наполнившим мое существо по самую макушку, как сухая фасоль наполняет жестяную банку. Поспешая к Марте с корзинкой ягод, я восхищалась рыже-пурпурным заходом солнца. Мне; нужно было торопиться: пирог с черникой — дело серьезное. Но закат, огнем прорывающийся сквозь зелены ветвей, был великолепен!
В общем, понятно, что я смотрела куда угодно, только не в ту сторону, куда шла. И вот я врезалась в какую-то; стену, пребольно ушибив плечо.
Цербер, этот гибрид белого медведя с арктическим песцом, петлявший меж высокой травы где-то впереди, подскочил ко мне и с умоляющим видом потянул зубами за штанину: «Пошли, тут смотреть не на что. Кушать пора!»
Но я уже решительно поставила корзинку на землю и приступила к изучению столь неожиданно представшего предо мной архитектурного объекта.
Строение сие было невысоким, на вид одноэтажным. Но окна — длинные и узкие прорези, так-то и голова не пролезет, — располагались высоко над землей — метрах в трех, не меньше. Заглянуть вовнутрь не представлялось никакой возможности. Стены сложены из гладкого светлого камня, блоки плотно пригнаны друг к дружке без всякого цемента — не то, что обычная щербатая кирпичная кладка, по которой без лестницы карабкаться можно. Тут отчетливо пахло Древностью!
Я обошла вокруг и поняла, что стою не перед садовой беседкой, пусть размеры и подходящие. Скорее это часовня. Небольшая такая часовенка с запертыми дверями, неброского строгого стиля, без каких-либо опознавательных знаков — ни креста, ни полумесяца. Хотя нет, на массивной двери, окованной железом, на пластине, прикрывающей замочную скважину, был выбит один-единственный символ.
— Руна защиты, — определила я опытным оком исследователя.
Я смотрела на часовню, задрав голову и открыв рот. В задумчивости, не глядя, потрепала лохматый загривок, поднырнувший под руку. Когда перед тобой Загадка, отвлекаться не следует. И с другой стороны подластилась мягкая плюшевая шкурка…
Я опустила голову. Мне улыбались клыкастыми пастями два милых кашалота. Первый — измазанный черничным соком некогда белый Цербер. И второй — ушастый и брыластый, но в общем подтянутый и стройный, хотя от этого не менее громадный, черный, как ночь новолуния, дог. Делать нечего, пришлось гладить башку и этого теленочка.
