Преторийцам достались позиции по соседству и на следующий день с восходом солнца мы увидели на горизонте облака пыли и вскоре появилась британская пехота.
Их было примерно тридцать шесть тысяч (пехоту на марше точно сосчитать сложно), в течение часа по нам стреляли их застрельщики, а тем временем почти на расстоянии винтовочного выстрела устанавливались их батареи.
В десять часов начался сильный обстрел, но атаку англичане не начинали, надеясь вначале уничтожить наши укрепления.
Это длилось до заката, но наши укрытия было настолько хороши, что тяжелых жертв не было, а преторийцы обошлись без потерь. С наступлением темноты все стихло, и ночь мы провели спокойно, сидя у костров. На следующий день программа повторилась. Обстрел был такой, что невозможно было высунуть голову за край бруствера. Некоторые из наших были ранены, в их числе и Хьялмар, которому пуля попала ниже глаза. Жубер повел его вниз, в долину, поскольку Хьялмар был почти ослеплен, там посадил его на лошадь и поехал искать медицинскую помощь.
Этот второй день бомбардировки был полон впечатлений. Вскоре после ухода моих братьев произошло землетрясение, первое, которое я когда-либо испытал. Был страшный грохот, и земля под нами качалась как палуба корабля, а рядом упал большой камень, что вызвало большую тревогу, поскольку явления такого рода в Южной Африке практически неизвестны. Мы таким образом перенесли бомбардировку сверху и землетрясение снизу в одно и то же время, и это оставалось темой для разговоров в течение месяцев. Когда и это было закончено, начиненный лиддитом снаряд от гаубицы взорвался почти над моей головой. Это походило на другое землетрясение. Я был ошеломлен в течение нескольких минут, после чего пролежал некоторое время в полубессознательном расстоянии, не понимая, жив я или нет.
Днем отделение пехоты появилось в дефиле слева от нас. Мы увидели их вовремя, чтобы отбить атаку, убив и ранив приблизительно пятнадцать человек, но из-за перекрестного огня мы не могли добраться до них до наступления темноты, только тогда мы смогли забрать их винтовки и патроны. Ночь была так холодна, что мы обнаружили только трех солдат живыми, потому что некоторые из раненых, кто, возможно, иначе бы выжил, умерли от холода. Мы принесли эти трех и положили их у костра, где еще один умер перед рассветом.
На рассвете третьего дня бомбардировка, еще более сильная, чем накануне, возобновилась, но теперь обстрел велся не по всему фронту, а сконцентрировался на участке, который занимала Иоганнесбургская полиция, примерно в миле справа от нас. На них обрушивался огненный шквал и, судя по сосредоточению пехоты, развязка была близка. Полиция вела себя блестяще. Дважды они отбросили атакующих и держались упорно под жесточайшим обстрелом. Пока все это происходило, остальные почти ничего не могли сделать и мы просто сидели в окопах м наблюдали за происходящим. К закату полицейские были почти уничтожены и в сумерках мы увидели, как английская пехота ворвалась на их позиции. Некоторые отступили вниз по склону, но большинство защитников были мертвы. Наша линия была прорвана, делать нам было больше нечего, и, когда стемнело, генерал Бота скомандовал отступать. Мы спустились в долину к лошадям и отступили на две или три мили перед тем как остановиться на ночевку.
