Она организовала в имении госпиталь для раненых, что было бы немыслимо при дяде. В этом она нашла себе утешение, проводила там почти целые дни, лично занимаясь всеми вопросами. Впервые в жизни она приблизилась к народу.
Но ее неопытность, неумение разговаривать с этими людьми часто заводили ее слишком далеко. Солдаты бесцеремонно пользовались добротой тети Эллы, а саму ее ни во что не ставили. Вскоре они ей сели на голову. Генерал Лейминг только головой качал, беспокоясь об ослаблении дисциплины.
Вначале я усердно посещала раненых, но быстро утратила к этому интерес. Меня раздражало, что они берутся рассуждать о вещах, в которых совершенно не разбираются.
Тетю огорчало, что я не расположена помогать ей. Она упрекала меня, а я понимала, что не смогу вразумительно изложить ей свои доводы, да и вообще лучше ей не знать, что я думаю на этот счет.
Приехали к нам погостить на несколько недель моя бабушка, греческая королева Ольга с сыном Кристофером. Она была очаровательной пожилой дамой, которая сразу же располагала к себе. Подкупала ее душевная мягкость и чисто детская непосредственность. Казалось, ничто не способно вывести ее из равновесия, она умела во всем видеть хорошие стороны. Она единственная была для меня воплощением материнской любви и нежности, но моя робость, необщительность и развившаяся с годами привычка таить свои чувства мешали мне раскрыть перед ней душу. Ощущая ее сердечность, видя ее добрые глаза, мне хотелось броситься к ней и крепко обнять, но я так мало видела в жизни ласки, что не умела ее выразить.
За свою долгую жизнь бабушка многое испытала: войны, революции, потери близких. Она была глубоко верующим человеком и переносила все терпеливо и смиренно. Находясь в Ильинском, она увлеченно помогала тете Элле по уходу за ранеными в госпитале, и их самозабвенная поглощенность этим богоугодным делом предоставляла Кристоферу, Дмитрию и мне возможность носиться как угорелым и озорничать. Чего только мы не вытворяли, а Кристофер был заводилой. Он подговорил нас проехаться на умышленно поврежденной коляске; к счастью, умная лошадь вовремя остановилась, а мы, грязные, в рваной одежде, но невредимые, хохотали до слез. Он устраивал розыгрыши, подшучивал над всеми, но беззлобно, а потому на него никто не обижался. Бабушка, которая обожала его, ласково выговаривала ему, а он притворно принимал покаянный вид или целовал ее, и все прощалось.
Следует признать, что и тетя Элла стала гораздо более терпимой по отношению к нам и многое нам прощала, а потому у нас установились довольно доверительные отношения. И все же я никогда не была с ней искренней. Я
