В Биргенстохе мне было разрешено познакомиться с несколькими английскими девочками. Наша свита необычайно поразила их — особенно лакеи в расшитых золотом камзолах, которых они приняли за русских генералов. Они задавали бесчисленные вопросы: правда ли, что по улицам Санкт–Петербурга до сих пор бегают волки? Христиане ли мы? И как так может быть, что в России царю поклоняются, как Богу?
В Сен–Жан де–Люз у нас были разные приключения. Мы в первый раз видели море, мы научились кататься на велосипеде, а отец, приехавший на день рождения Дмитрия, привез с собой Тома, нашего любимого французского бульдога. Том исчез. Отец был расстроен. Мы целыми днями бродили по окрестностям и звали: «Том! Том! Сюда, Том!». Но он так и не нашелся.
Там же, в Сен–Жан де–Люз, я впервые проявила самостоятельность. Ускользнув от своих многочисленных стражей, я одна вошла в море. Волна сбила меня с ног и потащила за собой. Я решила, что настал мой последний час. Мои вопли услышал французский джентльмен средних лет, который, как был в одежде, бросился в неглубокую воду, вытащил меня и повел, пристыженную и дрожащую, к пляжному тенту, где находилась наша компания.
Отец, недоумевая, смотрел на нас. Мой перепачканный грязью спаситель строго сказал: «Сэр! Вы не должны отпускать такую маленькую девочку одну гулять по пляжу».
(Годы спустя в Париже Дмитрию понадобился адвокат, и ему рекомендовали молодого юриста, который оказался сыном моего спасителя.)
В конце сентября мы вернулись в Россию и, как обычно, провели несколько недель в Царском Селе перед тем, как уехать на зиму в Петербург.
Наши апартаменты в Царском Селе находились в Большом дворце Екатерины II. Молодая императрица часто приглашала нас в Александровский дворец поиграть с ее дочерьми, которых к тому времени у нее уже было две. Их детские апартаменты занимали целое крыло на верхнем этаже Александровского дворца. Комнаты, высокие и просторные, были отделаны кретоном и обставлены элегантной мебелью в желтых тонах. Это выглядело не только роскошно, но и создавало уют. Из окон были видны дворцовый сад и караульные помещения, а немного дальше, за решеткой высоких железных ворот, угол улицы.
Дочерей императора, как и нас, растила английская няня, в распоряжении которой были многочисленные русские няни и горничные, и весь персонал детской носил такую же установленную форму одежды, все белое с маленькой шапочкой из белого тюля. За одним лишь исключением: две из их русских нянь были крестьянками и носили великолепную русскую народную одежду.
