— Сильно.
Они помолчали. По улице промчался мотоцикл и наделал столько шума, что стекла задрожали в окнах.
— Завтра же извинюсь перед ним.
Жока продолжала гладить плюшевого медвежонка.
— Ты знаешь, что Демеши осудили вместе с дядей Кальманом?
Эндре встал, устало потянулся:
— Я знаю только то, что появилось несколько его книг, но, к сожалению, ни одну из них не читал. Ну ладно, спи... — Он поцеловал сестру и вышел из комнаты.
Ковач сидел у радиоприемника, прислонившись спиной к кафельной печи. Забыв обо всем на свете, он слушал концерт для фортепьяно Моцарта, Он чувствовал, как приятная истома охватывает все тело, как волшебная музыка поднимает его и несет на своих легких крыльях куда-то вдаль. Вдруг в мелодию рояля вплелись какие-то посторонние звуки, они стремительно нарастали, заглушая музыку.
Ева резким движением выключила радиоприемник и раздраженно сказала:
— Я к вам обращаюсь, господин генерал. Надеюсь, вы все-таки соизволите ответить на мои вопросы.
Ковач недовольно взглянул на жену и подумал: «Опять она играет какую-то роль, опять играет... Стоит только кому-нибудь прийти, как она обязательно начинает выступать».
— Некогда слова сказать, что ли? — Ева нервно теребила край розового свитера, ее черные глаза метали в сторону мужа гневные молнии.
Ковач поправил очки и подавил короткий зевок.
— Так о чем ты спрашивала? — ответил он вопросом на вопрос, размышляя над тем, когда это она успела купить свитер.
— Ни о чем я тебя не спрашивала. Я просто хочу, чтобы ты не увиливал: в конце концов, Питю — твой племянник. Будь добр, пойди и выслушай Марику. — Ева состроила насмешливую гримасу: — Тем более что Моцарт не для твоих ушей.
Ковач потер ладонью колючий подбородок и поднялся.
— Я думал, вы с Марикой обсуждаете свои дела, — оправдывался он, тяжело шагая за изящной, с красивой фигуркой, женой. Черные брюки из синтетической ткани плотно облегали ее крутые бедра, подчеркивая манерную, чуть-чуть подпрыгивающую походку.
Ковач поцеловал руку молодой учительнице, чья по-детски хрупкая, стройная фигурка почти утонула в глубоком кресле. Он внимательно посмотрел на девушку с пепельными волосами и невольно сравнил ее с Евой. Делал он это не впервые: он всех женщин сравнивал со своей женой. Разумеется, при таких сравнениях победительницей до сих пор всегда выходила Ева. Она была не просто хорошенькой женщиной, а по-настоящему соблазнительной и притягивала к себе жадные взоры мужчин. И все-таки скромная Марика почему-то казалась более интересной и обаятельной, чем Ева, хотя в ее поведении, манере держаться не было ничего необычного. Она вела себя непринужденно, говорила безо всякого жеманства, четко выражая свои мысли. «Ничего особенного в ней нет, — решил Ковач, — она вообще какая-то невзрачная, Только глаза и делают ее такой интересной». Он посмотрел в светло-карие глаза девушки. Взгляд Марики был открытым, даже простодушным.
