Золотая молодежь реагировала на наше появление со сдержанным любопытством. Во взглядах, которыми оценивали нас, когда мы входили в клуб, сквозила, пожалуй, даже легкая доброжелательность. Не в последнюю очередь, конечно, благодаря нашей стрижке: выбранная нами случайно и, пожалуй, даже по капризу, она почти в точности повторяла прическу, которой в данный момент отдавали предпочтение эти парни. Тебе особенно понравились узкие, тонированные желтым солнцезащитные очки: при всей своей бесполезности — на улице, в светлой городской ночи, — они смотрелись великолепно, так что многие молодые люди не снимали их и в полумраке клуба. Мы заняли нишу вблизи пока еще пустой, но уже подсвеченной зелеными прожекторами сцены, подивились ценам в карте напитков, гораздо более высоким, чем в «Эсперанце», и заказали по стакану зулейки и по порции крупных, созревающих лишь раз в три года плодов жирного ореха. Музыка была громкой. Певец своим фальцетом сливал звуки плавно, без ощутимых интервалов. Текст песни был на пидди-пидди, но из-за кокетливо-архаичной манеры исполнения оказался для нашего почти не тренированного слуха поначалу малопонятным. Минуту или две мы бездумно внимали тому, что лилось из динамика возле наших ушей, и вдруг ты с непоколебимой уверенностью сказал, что так звучать может только любовная песня — жалоба страстно, но безнадежно влюбленного.
Проводя на Кипре инструктаж, Куль с сожалением в голосе заметил, что отведенное для этого время не позволяет ему ознакомить нас хотя бы с одним из донесений Шпайка во всей полноте. Уже вскоре после того, как Шпайк самовольно покинул «Эсперанцу», он начал грубо нарушать Правила Свободной передачи донесений из-за рубежа. Его послания Центру через American World Net [7]стали превышать допустимое количество знаков вдвое, а затем и втрое. В легендарном донесении Шпайка — об убийстве ударом кинжала, — отправленном в первый год его деятельности и занимавшем в распечатанном виде более шестидесяти страниц, говорилось сначала не о чем ином, как о применяемых в городе способах уничтожения вредных насекомых. И лишь в пассаже о борьбе с европейским домашним тараканом, который начал расселяться и плодиться там, на чужбине, вдали от родных городов и весей, появляются — в виде слегка путаных выражений и причудливых орфографических ошибок— слабые признаки того, что Шпайк приближается к сути своего донесения. За странными размышлениями, скорее эзотерического, чем медицинского характера, о переносе вируса гепатита домашними паразитами неожиданно следует абсолютно ясное описание покушения во всех его подробностях. Через три дня после поступления сигнала Шпайка в Центр, во время тайного посещения военно-воздушной базы на юго-востоке Турции, действительно был убит американский генерал с четырьмя звездами на погонах. Полковник турецких ВВС, служивший на этой базе и в свое время изучавший в Соединенных Штатах радарную технику, человек тоже уже не молодой, вонзил высокому гостю кортик прямо в печень. И тут же казнил самого себя. Повторив последний, ставший знаменитым возглас Гахиса — переведенный даже на немецкий язык, когда убийство стало достоянием гласности, — он бросился грудью на окровавленный клинок с такой ловкостью и силой, что острие проникло в самое сердце.
