Мы благодарно улыбнулись. Фортуна снова благоволила к нам. Мы наблюдали, как доктор Зиналли взял наши карточки, нерешительно повертел их в руках — и уронил на стол. Видеть его страх — это доставляло прямо-таки физическое удовольствие. Он раздувал ноздри своего пористого красного носа, будто обнюхивал нас на расстоянии. Еще на Корсике ты прочитал вслух заметку из американского научного журнала о том, как ведут себя самые крупные приматы, когда в родных тропических лесах впервые видят перед собой свое зеркальное отражение — человека. Подобно этим лесным гориллам, доктор Зиналли, кажется, учуял талантливость представителей другого биологического вида и уловил их превосходство над ним.
Внизу, на бульваре Свободы Слова, ты взял меня под руку, и мы пошли так, как без стеснения ходят и многие местные мужчины. Направлялись мы к южному концу роскошной улицы, которая открытой дугой охватывает Гетто Пророчества. Фредди посоветовал нам провести вечер в так называемом Клубе Голой Правды. Задуманное во время Революции как место, где собирались бы активисты из буржуазных прозападных кругов, это заведение мутировало с течением лет в своего рода арт-кафе. С некоторых пор тон в среде художественной интеллигенции задают литераторы, и каждую ночь в клубе с чтением своих опусов выступает талантливая молодежь, вызывая среди слушателей бурные дискуссии. Пидди-пидди явно превращается в литературный язык. Видеоклипы о поэтических вечерах, на которых песни и эпические повествования в стихах исполняются лающим речитативом, уже транслируются международными музыкальными каналами в World Music Specials [6]; популярное песенное творчество находится сейчас на подъеме, и многие из постоянно проживающих в городе иностранцев, набиваясь в друзья к исполнителям, что выглядит весьма забавно, стали фанатами таких представлений.
Тем временем стемнело, но мы не ощущали необходимости спешить. Нравился нам и ночной лик города. А поскольку потеря крови заставила тебя почувствовать голод, ты, ведя поиск со свойственной тебе разборчивостью, зигзагом потянул меня по широкому, окаймленному лавками и тележками торговцев тротуару. Наконец ты остановился у одного из ларьков, и мы решили подкрепиться местной снедью. В свете газового фонаря, в слепящей белизне искусственных огней наши зубы впились сквозь свежую мякоть лепешек в сочную, жирную плоть копченых окуньков.
Впервые я=Шпайк, привыкший брать авто, взял вуспи — один из тех покрытых оранжевым лаком мотороллеров, которые на хронически заторенных магистралях города можно подозвать взмахом руки, как такси. Сейчас, с приходом ночи, их мигающие диоды, наполняя воздух сумбуром светящихся линий, проносятся над потоком автомобильных крыш. Водители роллеров вихляют по шести полосам проезжей части бульвара, используя, с риском для жизни, малейшую брешь. И там, где такой лихач вклинивается в ряды машин поблизости от тротуара, пешеходы быстро ретируются с его края, ибо стекловолоконные шесты, на концах которых закреплены оранжевые маячки, раскачиваются во все стороны и могут нанести зазевавшемуся чувствительный удар. Примостившись на задней, немного приподнятой части продолговатого сиденья, вынуждаемый непрерывными хаотичными бросками роллера к тому, чтобы чуть ли не мертвой хваткой держаться за что-нибудь, пассажир со всей силой прижимается к спине сгорбившегося над рулем водителя. Оберегая голову, я=Шпайк то и дело откидываю ее назад, но при каждом резком торможении нос мой все равно утопает в сальных, пахнущих розовым маслом кудрях молодого штурвального.
